Но я бы очень не хотел,
чтобы это было на самом деле».
— Подержи мой телефон, — говорю я девчонке, запихивая правую ногу в левую кроссовку. — Мне нужно бежать!
Через минуту я у метро, хотя даже не представляю, куда собралась. Я просто знаю, что Никита сейчас в центре, и хочу его увидеть и сказать, что он мне тоже… Нравится.
Написала ему эсэмэс. Застыла. Не слишком ли вызывающе я выгляжу? Высокие бордовые кеды, узкие бирюзовые джинсы, короткий серебристый пуховик и белая ушанка из кролика. Возможно, нескольких. Японская уличная мода. В Питере я бы так не оделась. Даже для Москвы это слишком дерзко. Ладно, это же центр. Я осмотрелась. Вокруг три человека: девушка в дизайнерских меховых лохмотьях с сумочкой из страз, парень в костюме биатлониста, балансирующий на одноколёсном велосипеде, и азиат в свитере и пляжных тапочках, надетых на шерстяные носки. Всё хорошо.
Успокоилась, присела на скамейку на Белой площади и размякла в порыве умиления от того факта, что я ему тоже нравлюсь. Говорю себе: «Надо же!», смеюсь, кладу лицо в ладошки. Женщина рядом искоса поглядывает. Я в порядке. Снова собрала себя в кучу. Снова посыпалась, когда вспомнила его улыбку. Я сменила три агрегатных состояния, пока ждала ответа на эсэмэс: «Ты так сильно влюбился, что не мог помолчать?» И вторую: «Я не слишком грубо спросила?»
«Нет, что надо =), — пришёл ответ. — Просто после „Криминального чтива“ я понял, что нечто подобное может сделать меня намного счастливее. К тому же я слишком был уверен, что Соня отреагирует не так. Она даже мне как-то говорила попробовать пригласить тебя куда-нибудь».
Фух.
«Ну вот, она теперь чувствует себя третьей лишней. Это очень грустно. Мне так нравилось дружить втроём… с тобой мне тоже нравится, но на фоне грустной Сони… Ты мне очень нравишься».
«Надя, я с ней поговорю. Сегодня. Сделаю всё, что смогу».
«Спасибо».
«Но скажи, ты же не откажешь мне во встрече?»
Так и сказал. Что за порядок слов? Заготовочка?
Мы выпили кофе. Я не помню ни места, ни кофе. Потом ехали вместе в метро. Когда он выходил, я смотрела ему вслед. Через три секунды он забежал обратно со словами:
— Это тебе сейчас выходить, а мне дальше ехать.
Смеясь, мы выбежали вместе и решили проводить меня до пригородного вокзала. Пастернак знал двух влюблённых, живших в Петрограде в дни революции и не заметивших её.
Мы стояли и смотрели друг на друга под башней с часами на вокзальной площади, возле арки, ведущей к поездам дальнего следования.
— Мне пора идти, — сказал он.
Наверное, что-то происходило вокруг, возможно, люди с чемоданами на колёсиках обходили нас, может быть, шёл снег. Точно не знаю.
— Да, а мне нужно на электричку на семь пятьдесят, — добавила я.
Мы обнялись. Все замерло кругом. Возможно, город посветлел и отключились фонари. Когда мы перестали обниматься, я уже не успела на электричку в семь пятьдесят, потому что было восемь десять.
Мы обнялись ещё раз.
— Я люблю тебя.
Он выдохнул это так тихо, что я могла не расслышать. Можно было принять это за шорох воротника пальто. Но я не спутала бы эти слова ни с чем другим. В то же самое время они крутились в голове у меня самой.
Оказалось, было уже восемь тридцать, светло… Возможно, когда мы стояли там, шёл снег… люди с чемоданами на колёсиках…
Он сказал, что любит меня.
Глава 8
«Всё делается предметом купли-продажи… этой алхимии не могут противостоять даже мощи святых», — думаю я, проставляя скидки на изделия для рекламы. Я теперь частенько вспоминаю эти слова из «Капитала» Маркса. Этой алхимии когда-то не смог противостоять даже Христос. Маркса я слушала в аудиокниге, катаясь летом по Питеру на велосипеде, и той фразой начинался один отрывок. Почему-то он очень любил включаться в режиме перемешивания песен.
Порой мне непонятно: как можно было получить от патриарха благословение на торговлю? Мне просто кажется, что так не должно быть. Использовать веру, чтобы зарабатывать деньги и тешить гордыню. Разве так можно? Они читали вообще святое… подождите, как это пишется… Святое Евангелие?
— Всё равно, — настаивает Ксюша в споре с коллегой, — лучше жить с тем, кого любишь, а любить того, с кем живёшь. Ничего мудрее не придумаешь.
Сейчас я сижу в кабинете розничного отдела, набитого девушками. В этой большой квадратной комнате постоянно разговаривают. Если не говорят друг с другом или по телефону, то начинают говорить сами с собой. Иногда — все пять одновременно. Я пока сижу где попало, место для нового отдела — маркетинга — только готовят. Но здесь мне нравится. Если в других кабинетах я Надежда или Надя, то в этом — Надюша, Надюня, Надёночек и Надюшечка. Пять молодых женщин в одном месте — довольно большая порция нежности. Да ещё и Ксюша. Хотя она бывает в офисе нечасто: её повысили, и теперь она всё больше в разъездах по магазинам.