— Раздай неимущим, — предложила я.
— Деньги портят.
— Да на доброе дело отдай…
— Знать бы, какое дело доброе. Я вот слишком уверен в себе был, думал, знаю, где добро. Сейчас поумнел — нет, мне это неизвестно.
— Обломалась наша трансляция, — говорю я Соне, которая залезает на шкаф.
— Знаешь сколько людей из группы вышло? Триста. За две минуты. Чёртов монах.
Я смотрю из окна на белую площадь, там Дионисий. Стоит размышляет, выкидывает что-то в урну и уходит. Делать нечего. Сажусь, пью чай, ставлю сериальчик. Подрываюсь. Выбегаю из дома. Подбегаю к мусорке, немного ковыряюсь в ней. Нахожу. Внутри стаканчика из-под кофе бумажные носовые платки.
Глава 14
Смотрю, поезд в метро подъехал — думаю: «Не побегу». И действительно — уходит.
На платформе электричка моя урчит, готовится двери закрыть. Ох, давай без меня. В итоге пришла на работу позже на двадцать минут. Но это не страшно, потому что половины офиса вообще нет. Мы, русские люди, в праздники не умеем работать. Кто сидит в интернете, кто слоняется. Страна отдыхает, работать не с кем.
Через два часа заявился Федя. В голубых джинсах с замытым на колене пятном крови, в широкой белой рубашке (по его собственному признанию, одолжил у бабушки, к которой заехал по дороге принять душ).
— Федь, — говорю я, — ты где бегаешь? Тебя генеральный директор ждёт.
— Как ждёт? — Его голубые глаза вылезли, как у рыбины. — Она говорила, её не будет сегодня.
— Только что заходила.
— Ох, — Федя схватился за голову, — она опять меня будет ругать, что я со своими старыми друзьями встречался.
— А ты ей скажи, — советует Юля. — Христос пришёл не к праведным, а к грешным. Вот и я к своим друзьям пришёл.
— Кошмар, — сокрушается Федя и причёсывается рукой. — Ладно, иду. Как ты там говорила? «Христос пришёл не к праведным, а к грешным. Вот и я к вам пришёл»?
— Ага. Беги давай.
— Я что-то пропустила? — решила уточнить Сабина, когда он вышел. — Ведь в том крыле пока пусто.
— Да, пусто, — говорю я.
Вернувшийся Федя со мной долго не разговаривал. И разговорился, только когда Рома заглянул посидеть на чёрном икеевском диване, который вчера привезли в наш кабинет. Рома пытался отвлечь нас от имитации труда.
— Значит, решили поститься? Так держать.
— Да, — говорю, — у нас челлендж.
— Сорок восемь дней без животной пищи, — проснулся Федя.
— И как вам?
Я говорю:
— Да нормально. Мне ок. Я себя сильно не ограничиваю. Хочу халву ем, хочу — пряники. Если постные.
— А по ощущениям? Есть что-то новое?
— Фигня в голову лезет, — откликнулся Федя.
Я спрашиваю Рому:
— Ты с этим что делаешь? Когда в голове находишь всякие мысли.
— Ну, я отвечаю обычно: «Спасибо за предложение, мы вам перезвоним». Как Господь делал, всё ведь в Евангелии было, — Рома потянулся на диване и устроился поудобнее. — Мысли, они как ягоды в ведёрке. Положил — всё, твои…
— Не положил, — продолжаю я, — идёшь с пустой головой.
— Хотел я вам идею рассказать хорошую. А потом Надя пришла и всё испортила.
— Надя — это я, — замечаю гордо.
Потом исправляюсь:
— Ладно. А вот если ты говоришь: «Спасибо, не надо», — а тебе в ответ: «Как не надо? Раньше-то надо было. Ты же такой-сякой». И давай чихвостить.
— А ты отвечай, как старец Паисий учил: «Когда диавол говорит тебе: „Ты грешница“, отвечай ему: „Ну а тебе-то какое до этого дело?“»
Тут у меня звонит рабочий телефон. Коммерческий директор зовёт к себе в кабинет.
— А я знаю главную тайну компании, — говорю я Роме, выходя из кабинета. Он почему-то начинает хмуриться. Неужели так хотел рассказать её сам?
Сажусь напротив коммерческого директора.
— Вы давали Георгию доступ к данным покупателей? — спрашивает он.
— Нет, — говорю, — бумагу видела, но пока не давала.
— Почему?
— У меня есть подозрение, что он пока не очень освоился…
— У меня тоже есть некоторые подозрения, — кивает он.
«Надеюсь, они не касаются меня?»
— Ладно, — говорит он, — не давайте, пока не убедимся. После того как работник гальванического отдела украл базу контактов епархий… лучше не торопиться.
Когда прихожу обратно, Ромы уже нет, зато сразу за мной входит заплаканная Ксюша, бледная и грустная.
— Ребят, помолитесь, кто молится. За новопреставленного некрещеного младенца Матвея.