Вот в такой обстановке Соня шепнула мне на ухо: «Готовься». Я не поняла, к чему именно. Через десять секунд она громко сказала: «А Надя работает в православной организации». Ребята повернули головы ко мне. Лиза села рядом, схватила за руку и принялась долго рассказывать, что уже десять лет не ест мясо и не носит натуральную кожу. Потом спросила: «Ты веришь в Бога?» Я ответила, что не могу так говорить. Бог понимается слишком по-разному. Она махнула рукой: «Да-а нет, все религии об одном и том же». И начала расспрашивать меня, ем ли я мясо и ношу ли я кожу.
— Мясо, кожа… — стала размышлять я. — Мне кажется, важнее, как ты относишься к людям. Хоть всю жизнь мясо не ешь, если ты злишься и орёшь на своих близких, на друзей, на родителей — зачем это нужно?
Она удивилась такому подходу и ничего не ответила. А Соня щёлкнула пальцами и показала на меня, типа «вот!». Видимо, она к этому всё и вела. Так или иначе, Лиза от меня отстала.
Зато подошёл Глеб и спросил, как работа; я ответила как обычно: «Бабосы мутятся, кадило крутится». Поболтали немного о жизни. Потом он опять вернулся к православию.
— Не успела ещё оскорбить там чьи-нибудь религиозные чувства?
— Этих-то? Этих фиг оскорбишь.
— Да быть не может! Даже, — загорелся он, — если я скажу им, что с исторической точки зрения Библия — это сплошное враньё?
— Не. Ты их вообще не представляешь.
— А если я подойду к одному из них и скажу, что трахал Иисуса?
— На кресте, — подбросила Соня.
— Да, — подхватывает Глеб, — если я подойду и скажу, что я трахал Иисуса на кресте?
Человек, с которым мы только что обсуждали релятивизм, за десять секунд разгоняется до быдла. Бывает, знаю по себе: так побогохульствуешь, и как-то легче становится, меньше страха, что ли. Странный сорт удовольствия это святотатство.
— Не знаю, конечно, скажут ли эти слова им что-нибудь об Иисусе. Скорее всего, они кое-что поймут о тебе.
Мы с Глебом усмехнулись для вежливости, и он сменил тему:
— А, кстати, ты не видела мою шапку? Такая зелёная с оранжевым мехом.
— Нет, Глеб, не видела.
Набравшись ещё сильнее, Соня начинает хвастаться нашим пабликом.
— Семь тысяч! Видали?
— Уже семь? — переспрашиваю я. — Было же меньше пяти после отписок?
— Всё хорошо, мы попали в струю с твоей новостью. Обменялись ей с другими пабликами.
— Какой новостью?
Я открыла на телефоне нашу группу, а в ней пост с подписью: «Припекает». Скриншот якобы с новостного сайта. «Родители из Петербурга повезли умирающего ребёнка в церковь креститься». И выделено красным: «Вместо медицинской помощи решили оживить его крещением» и «Родители всё сделали правильно, — прокомментировал священник, — ведь главное, чтобы ребёнок был крещён». Погасила экран и убрала телефон в карман.
— Давай-ка выйдем на лестницу, — говорю Соне.
— Надо поднимать паблик после отписок, — оправдывается Соня на лестничной клетке, — а не отсталых людей жалеть!
— Кто отсталый?
— Они отсталые! Может, тебе и повезло увидеть каких-то особенных людей. Но в православии других большинство, восемьдесят процентов.
— Откуда ты это взяла? Ты вообще много православных видела? Настоящих! Соседка твоей бабушки, которая говорила, что, если ты будешь курить под её балконом, то тебя бохнакажет, не считается. Ну? А я видела!
— Это просто стокгольмский синдром, — мотает головой Соня. — Ты скоро будешь отрицать эволюцию, они тебя так прозомбируют, что скажешь «человеческий род начался с Адама и Евы, а потом она яблоко съела!».
— Не яблоко, а плод, — уточнила я.
— И скажешь ещё потом, — продолжает она, — что Вселенной пять тысяч лет. Хотя научно доказано, что это не так.
— Им вообще некоторым до фени, сколько Вселенной лет. Пять, десять.
— Вот! Значит, они не православные!
— Почему?
Соня завелась:
— Да потому что логика! У православных есть книга, которую они считают истиной в последней инстанции. Вот они и выполняют правила, записанные там. Если человек не следует этой книге, значит, он не православный.
— Что? В смысле? Во-первых, в книге нет даты. Это уже потом какой-то богослов посчитал как мог в семнадцатом веке, — тут уже я начала заводиться. — И мне не кажется, что они выполняют правила только потому, что так написано.
— Да у них всё на правилах, алло! Приходишь в храм — думаешь: «Я правильно стою?» Сюда нельзя заходить, туда тоже. Шаг вправо, шаг влево — попытка танца — два года колонии. Стоишь, думаешь: «Что делать?» В итоге смотришь на людей вокруг, повторяешь за ними. Какая-то бабка чихнула, крестишься с испугу. Все косятся.