— Вот есть люди, которые считают любовь самым важным в мире. Но почему же я сама и многие мои знакомые не видят в любви ничего хорошего? А видят в ней каторгу и предпочитают карусель флирта или вечную весну в одиночной камере?
— Не грузи, — отмахивается Юля.
Я думала об этом, когда мы орали песни и прыгали в потолок. Когда лежала под одеялом с Юлей и Саби и делала вид, что сплю, пока Федя разбирался с полицией, которую вызвали соседи. Когда перелезала через забор санатория «ИТАР-ТАСС». Когда удирала обратно от собак. Когда приехала домой, сходила в душ и, стараясь не разбудить Соню, переоделась в чистое и сразу ушла на работу.
Я думаю об этом сейчас, глядя, как дымок от сигареты шатается в тамбуре пустого вагона вместе со мной.
А что, если Бог и правда любовь? И это любовь в нас умерла. Поэтому нам кажется, что и Бог умер.
С новым Богом, Наденька Дурынья.
Весна. Железная дорога. Мытищи. Плюс десять.
Дым от сигареты рассеялся, как будто его никогда и не было.
Снова в голове как будто не мой, подкинутый, оказался образ. Вспомнился тот момент из детства, о котором я рассказывала Никите. Про то, как меня забыли родители. Жаль, что он не посмеялся. Воспоминание так-то довольно забавное.
И зачем оно ко мне пришло? Недели жалости к себе в «Макдоналдс»? Нет. Не с тем чувством. Всё-таки странно, что у того ребёнка (меня) когда-то был шанс вырасти не циничной, не отвергать в одну минуту многое… Я не чувствую злости на родителей за тот случай — столько времени прошло, даже я не умею обижаться пятнадцать лет. Просто… Получается… Скандал и злость бывают важнее человека. Там могла быть любовь, а было «нет». И посмотришь — да вроде нормальная жизнь, как у всех. А подумаешь — столько тепла и любви потеряно.
Электричка остановилась, я вышла на пустую платформу. Сейчас она выглядит как незнакомец — лес вокруг недавно начал зеленеть. Как будто видел раньше человека в куртке и шапке, а тут он ходит мимо в футболке, и ты его не узнаёшь.
Так не заметишь, и пост закончится. Поскорей бы. Надоело находить странности в своей голове. Вот почему таким ненужным казалось себе в чём-то отказать? Сразу такое налетает, что никакое заклинание «экспекто патронум» не поможет.
Зато сразу понятно, кто здесь власть. Меня удивило не то, что восемьдесят процентов времени я думаю о сексе, — к этому я была готова. Но оказывается, я постоянно хочу доказать себе, что я лучше других. Секс и превосходство над другими — если верить Полине, к концу поста я стану в этом профессионалом. Но что поделать, такой меня сделала жизнь. Хах. Мои отговорки напоминают что-то древнегреческое. Агава, почему ты напилась до белой горячки и оторвала человеку голову? Я не виновата, меня призвал бог Дионис. Он меня попутал. Не призвал бы — сидела б дома. Такое складывание ответственности с себя.
Когда я вошла в кабинет, внутри было больше людей, чем обычно. Федя читал вслух новую статью про настоятеля нашего храма. Все громко смеялись, громче всех — племянница настоятеля. Особенно их повеселила часть о том, как перекрывают набережную, когда он на своём чёрном бронированном «мерседесе» выезжает из храма. Я прислушиваюсь и думаю, стоит ли что-то взять из этой статьи.
Сажусь на своё место. Наступает прекрасный период для моей работы. Скоро Пасха — лучшее время для того, чтобы рекламироваться. Надо будет многое успеть, пока глазурь с куличей на губах не обсохла и все вдруг снова не стали атеистами.
Федя трезвонит над ухом:
— Надюха, где отчёт?
Федь, семь часов назад я видела, как ты прыгал в потолок и орал «ТОПОЛИНЫЙ ПУХ ЖАРА ИЮЛЬ» в пижамных штанах с мишками. Какой отчёт? Говори тише.
Нахожу отчёт, отправляю, немного работаю и иду в трапезную.
— Фавны? — переспрашивает Рома. — Это ты по адресу. Это блуд обычный.
Ох уж мне эти православные, на каждого найдут диагноз.
— Или, знаешь, когда кто-то говорит: «Эрос призвал меня», — продолжает он. — Супер. Хороший древний способ перекладывания ответственности.
— Это я уже успела понять. А почему люди так делают?
— Паралич воли. Надо же чем-то оправдаться.
— И что делают христиане?
— Пост и молитва.
Зачем пост, я знаю — свежие нейронные связи никогда не помешают. А вот зачем молитва? Упрямо повторять одни и те же слова?
— А как молиться, если никогда этого не делал?
— Как там Николай Сербский говорил, — он старается вспомнить, потом достаёт телефон и читает: — «Можешь помочь человеку — помоги, не можешь — помолись, не умеешь молиться — подумай о человеке хорошо! И это будет помощь, потому что светлые мысли — это тоже оружие».