— Вот я с мужем сколько раз замечала, — сказала она, когда мы переходили через рельсы, — гневаешься на человека, и что ты этим гневом изменишь, кроме собственного артериального давления? Гневом ничего не исправить. Да и фокус внимания сужается. Всех дорог перед собой не замечаешь, а видишь только одну.
Я посмотрела в зелёное от листьев небо.
— Звучит мудро. Но не в случае с неизлечимым нравственным уродом.
— Ну, считать человека неизлечимым… неправильно это. Господь даже парализованных исцелял. Любовь многое с человеком может сделать. Ты грех продолжай ненавидеть. А человека люби. Как говорится, «с грехом борись, а с грешником мирись».
— Да, — говорю, — Знаю такую цитату. Сорок лайков у нас набрала.
Мы вышли из леса и оказались с другой стороны платформы, где я никогда не была, но где, оказывается, существует жизнь и даже шашлычная.
Глава 17
— Всё-таки у вас очень прикольная квартирка, — говорит Никита в очередной наш вечер «на троих». Я, Соня и Никита — наши попытки вернуть всё как было выглядят со стороны довольно забавно. Но нам самим не весело. К тому же после недавней беспричинной пьяной истерики Сони мы решили ненадолго бросить пить.
Мы втроём сидим на кухне.
— Да, — говорю я. — Конечно, это не суперместо с ремонтом, это та ещё дыра. И человек, у которого мы её снимаем, купил её у свидетелей убийства журналистки Политковской. Поэтому перед каждым слушанием отсюда приходится съезжать на неделю, чтобы утром не проснуться с простреленной головой. Но это прикольное место. И стоит оно копейки. И находится в самом центре.
— Эта стена с паркетом, — трогает рукой Никита, — нигде такого не видел.
Соня вышла из залипания в ноутбук и окинула нас холодным взглядом. Мы оба поняли, о чём она: «Вы двое! Ведёте себя так, как будто решили съехаться! Вы что, спите втихаря?»
«Не надо, — передаю я взглядом Никите, — не бесим её».
— Ладно, — говорит Соня. — Мы сюда не стены обсуждать пришли. Продолжаем мемы отбирать. Как вам этот?
Она поворачивает к нам экран ноутбука. Картинки одна за другой: это Земля, вот Солнечная система, и так далее до самых далёких изученных звёзд. И над всем этим стоит Иисус (из протестантских брошюр) и говорит: «Не мастурбируй».
— Смешно, — говорит Никита.
— Действительно забавно, — добавляю я.
— И жизненно, — Соня разворачивает ноутбук обратно. — Эти веруны в трусы всем готовы залезть. Видно, сами удовольствие от жизни получать не умеют, вот и мешают другим.
— Так не, — встряла я и попробовала объяснить: — Удовольствие — это хорошо. Плохо, когда оно вызывает зависимость.
Соня тревожно посмотрела на меня. Я продолжала:
— Зависимость отбирает у человека свободную волю, а без свободной воли не работает любовь. Поэтому они и следят, чтобы их волю ничего не сковывало. Они не отказываются от удовольствия. Просто их главный смысл — любить.
Соня покосилась на меня с удивлением, но не могу сказать, что приятным. Никита смотрит влюблёнными глазами, как всегда, пока Соня не смотрит на него.
— Да и кто в трусы лезет? — продолжаю я, — Они просто хотят предупредить, что это мощный стимул. Представь, что каждый раз, как ты видишь… не знаю… квадрат, тебе дают миллион рублей. Да для тебя квадраты станут смыслом жизни. Ты эти квадраты будешь искать везде. Ради квадрата куда угодно сорвёшься и ночью поедешь… Друзей предашь… Вот что человек с самим собой делает, образно говоря. И это меняет жизнь очень незаметно. И бац, ты уже сам не свой. Ты что угодно готов бросить, чтобы квадраты продолжались и продолжались. Тебя хотят предупредить. Никому нафиг не нужно тебе в трусы залезать.
Зря я в этот момент перевела взгляд сначала на Никиту, а потом снова на Соню. У этого вдруг появилось значение, типа «и Никите в том числе». Я помотала головой.
— В общем, ты поняла.
— Хватит их защищать. Да если б им дали волю, ты бы жила в стране, где нельзя купить контрацептивы.
— Это неправда, церковь не против контрацепции.
— Это тебе на работе сказали?
— Нет, это я прочитала в докладе РПЦ.
— Вообще без разницы, — подытожила Соня и выложила мем.
Глава 18
— Дело в человеке, — начинает генеральный директор. Ещё раннее утро, мы сидим вдвоём в её кабинете. Она вызвала меня к себе, как только я пришла в офис. — Бывают хорошие люди нецерковные. На тебе вот нет креста, но я же к тебе не пристаю.
Я невольно бросила взгляд на своё декольте. Креста там нет, всё правильно. Я бы и дальше туда глядела. Меня напрягает смотреть ей в глаза — за ней окно, в окне солнце, светит ярко даже через прикрытые жалюзи. Щурюсь, как будто у меня есть какие-то подозрения, хотя их нет. Она продолжает: