Выбрать главу
Так нас учили. И под могильной плитой великих Мы стали прочнее стали. Камни всегда говорили, и нынче не перестали, И их ноты слагались и разлагались в субурганы и пирамиды, Но на чёрном солнце блестели черепа из полиамида.
Впрочем, я расскажу про другое — о кольях и о мочале. Как молчали деревья, дома молчали, и все молчали, Как город крестил зевки в оконной своей купели, Как деревья молчали, и все молчали, а камни пели.
И под эту музыку наши хребты хрустели, как крошки гостий. Скажешь ли ты: невозможно, Бог, говорят, не играет в кости?.. Но в час, назначенный к сбору, свершится иная небыль — В ней камни бросают с неба.
Юдифь
Ещё голова моя сгодится как тамбурин: Ударив в неё, извлекаешь звук — вот полезная пустота, Не напрасно Всевышний колодцы глаз в моей голове пробурил, Оттого я не гневаюсь: за красоту гибнут не просто так.
Поспеши в свой город: туда прибывают люди, — И пребудь средь купцов златошвейных и чужеземных посланцев, Ударь в тамбурин, когда моего собрата внесут на блюде, И будут танцы.
* * *
Наша груша познанья созрела под потолком, и в этом Месте тронулся лёд — видишь трещины на извёстке? И вокруг наших стен, как Апоп, обернулось Господне лето; Не имеет двойного дна новостная Лета: Говорят, луну-рыбу съели морские звёзды.
Я смотрю: и ты на реке, и без вёсел плывёшь по стрежню, Диафильмы мыслей твоих на экране из облачной амальгамы. Ты молчишь, ты молчишь, и ночь остаётся прежней. Слышишь, Выше двумя этажами мальчик играет гаммы?
Я проснусь — и три, и шаги твои, голова твоя, ты идёшь на кухню, Завернувшись в халат из видимой части Вселенной. Ты сорвёшь эту грушу, и небо на нас не рухнет. И в окно кулаками косых лучей стучатся параселены.
* * *
Сверкала звёздами Рейдовая ночь, Гаишники ловили большегруз — Но большегруз никак не попадался, Ходил на север объездной дорогой.
Я в эту ночь ходил на Копылово, Где кончилась контактная подвеска — Сходил с небес на низкую платформу, И там, в конце её, меня встречала Одна из тех технециевых женщин, Что возникают в спектрах дальних звёзд, А больше никогда, нигде, никак, ни для чего, ни в чём Не возникают.
В дарохранительницах рук Был пресный хлеб и пресная вода, Но этот свет устойчивей протонов. В её незримом наведённом свете Я был неоном, кремнием, железом, И внешние слои мои Не умещались в красное смещенье — Вишнёвый сок Стекал на низкую платформу.
…Шёл большегруз десятою дорогой, И дизели мурлыкали утробно Большим собакам, маленьким медведям, И сок стекал на низкую платформу, И звёзды зажигались на погонах, И золото пресуществлялось в ртуть.
Из древнеегипетского
[Она] говорит: «Я буду помнить, [я] не скажу ничего [более, чтобы не сказать] лишнего». [И я] не скажу ничего, [сам себя] не выдам. Всё было выбито в известняке — Да живёт она вечно, вековечно.
Я гранатовым деревом пророс [у самого спуска] под землю, где кончались прийденные [ею] дороги [и куда] ей не было хода. Она молчала под сенью [моей]. Красные зёрна созрели в кистях моих, ни одного она не отведает, [поскольку] не вернётся назад.
[Чтобы она] не спускалась вниз, Это я сбегу под землю Рыжим котом, Отсеку голову Змею[-поезду], И исторгнутся Выпитые им воды, Реки вернутся в свои берега.
Децима IV
На переходе, в самом центре мира Мы разошлись по разным сторонам, Корундовая лопнула струна, И метрономной пустотой эфира Насытились рубины и сапфиры. И мы закрыли прежнюю главу О том, что не случалось наяву, И как на дне апрельского оврага Мой голос, как наждачная бумага, Стирает в пыль пожухлую траву.