– Я… – Я набрала в грудь как можно больше воздуха, чтобы сказать все на одном дыхании, и… передумала говорить, только покачала головой: – Все в порядке. Это из-за жары. Мне надо полежать.
И пошла в спальню.
Мирось помог дойти, уложил меня в кровать.
– Поспи, – сказал он. – Это от жары и от переутомления. Нельзя так много работать. Ты в отпуске.
Я кивнула и опустила веки: свет резал глаза.
– У нас Томочка, – добавил Мирось, прикрывая дверь. – Принесла пирожки. Отдохнешь – выходи пить чай.
Я кивнула и зарылась лицом в подушку.
…Томочка. У них, как всегда, гостила Томочка со своими фирменными пирожками.
«Буду думать о Томочке», – решила Ника, ведь другие мысли, вызванные сегодняшним посещением спального района, были слишком тревожны. И, откровенно говоря, связаны с чем-то очень неприятным, – например, с началом психического расстройства.
Поэтому сейчас ей лучше отвлечься на что-то другое – думать о погоде, о домашних животных, о ливнях в Австралии, о Томочке. О ее пирожках и вкусном фиточае, травы на который она собирала сама.
Честно говоря, ей давно было начихать на Томочку, на ее почти ежедневные визиты, на бесцеремонное вмешательство в их жизнь, а главное – на состояние здоровья и пространные разговоры «о вечном». Она просто ее жалела.
Но думать о ней – если уж пришлась к слову – лучше, чем погружаться в анализ сегодняшнего происшествия. Ведь объяснения ему не было и не будет. В этом Вероника была уверена. Просто надо отключиться, «посчитать слонов» – и все пройдет, забудется, исчезнет. Сны имеют способность развеиваться…
Итак, она лежала, прислушивалась к еле слышному шелесту голосов, доносящемуся из кухни, и – думала о Томочке.
Раз Томочка, два Томочка, три…
Не много ли Томочки в их жизни?..
…Томочка была старой боевой подругой ее мужа, они вместе учились в университете, потом работали в одной редакции, – конечно, не по специальности, ведь оба закончили философский факультет.
Было время, когда Ника ненавидела Томочку, а та в свою очередь так же относилась к ней.
Но это было давно, лет десять назад, когда она пришла в ту же редакцию, где Мирослав работал завотделом.
Тогда Томочка и Мирось составляли то, что называется «пара». Ника на первых порах даже была уверена, что они – супруги. Но на перекурах сотрудники быстро ввели ее в курс дела.
А дело заключалось в том, что между этой парой с незапамятных времен длился тяжелый затяжной роман, который, как известно, редко приводит к каким-то определенным последствиям.
Людям, как это ни странно, всегда известно больше, чем им положено знать, а в сплетнях и слухах иногда содержится больше практической мудрости и разумных выводов, чем могут сделать двое, запутавшиеся в своих отношениях.
Итак, Ника узнала, что Томочка давно, чуть ли не с детства, упадает за Мирославом, что в свое время оба были в браке. Но Томочка прожила с мужем не больше года и развелась именно потому, что не смогла ужиться ни с кем другим, кроме своего Миросика. И решила дождаться, пока он почувствует то же самое. Но брак Мирослава продержался намного дольше, чем рассчитывала Томочка.
Когда наконец Мирось оказался на воле, она приложила все усилия, чтобы их пути пересеклись в этой редакции. Бросила практику социального психолога на каком-то достаточно успешном предприятии и пошла на мизерную корректорскую ставку, чтобы быть рядом с любимым.
С того времени прошло уже лет пять, а Мирослав не торопился оценить преданность Томочки. Но все же кое-что начало постепенно сдвигаться в их дружбе в сторону чего-то большего.
В тот самый момент и появилась Вероника Вадимовна Ивченко собственной персоной. Персона была в обрезанных до колен джинсах, с холщовым индийским рюкзаком, с радийным магнитофоном на плече и выбеленными до голубизны волосами с ужасными красными прядями. И рафинированный эстет Мирось не устоял.
Томочка боролась, как лев, точнее, раненая львица. Откровенно говоря, Ника тоже. Сначала ради спорта, ведь Томочка, несмотря на возрастное преимущество наглой соперницы в сторону молодости, казалась ей намного лучше и красивее ее.
Красивая, элегантная, изысканная, с прической женщин начала прошлого века: неизменно аккуратная холодная завивка (конечно, мало кто сейчас может объяснить, что это значит, но светлые локоны волнисто обрамляли лицо и выглядели как приклеенные), высокие скулы, большой, подведенный контурным карандашом рот, длинные ресницы, капельки бриллиантов в ушах, всегда классический стиль одежды.
Словом, о такой женщине можно только мечтать. А если прибавить к такой внешности ее сумасшедшую преданность, умение готовить изысканные блюда и хобби – собирать травы для удивительных, «оздоровительных» чаев, которыми она угощала всю редакцию, то, откровенно говоря, Ника сама не очень понимала Мирося. И даже осуждала, как все остальные коллеги: мол, что еще мужику надо?