Мы в комнате отдыха сидим. Оглядываюсь вокруг. На полках на противоположной стене кроме прочего стоит стакан с карандашами. Встаю, выбираю один, протягиваю шефу.
– Семён Григорич, можете перекусить?
– Что ты, дорогая моя! – машет руками, – я ж не собака Баскервилей.
А я собака, значит? Зажимаю карандаш в зубах, вонзаюсь в него, усиливаю натиск, деревяшка протестующе потрескивает. Протягиваю шефу результат, тот с уважением изучает.
– Могла бы и раскусить, но боюсь щепками пораниться, – да, могла бы. Шеф рассматривает глубокие следы на деревянном стержне. Там немножко осталось, почти до графита зубы дошли.
– Ну, и прикус у тебя, дорогуша…
Вот сижу рядышком с папочкой и думаю. Соверши подвиг, а потом ещё оправдывайся за него. Объясняйся. Ещё своим одноклассникам надо что-то сказать. А то не скажешь, борись потом со стихийным мифотворчеством.
Полковник молодец, долгими речами подчинённых не мучает, благословляет и провожает кого на боевую вахту, кого на заслуженный выходной. Нас с папахеном провожает до самого выхода, только в холле от нас отстаёт.
– Несколько назойлив этот полковник, – замечает папочка уже в автомобиле.
– Зря ты так, папочка, – накидываю ремень безопасности, – очень предусмотрительно с его стороны. Он показал своё расположение к нам на глазах подчинённых. Теперь патрульные в нашем районе будут нам честь отдавать, а кабинеты в управлении станем ногой открывать.
Перед тем, как поехать, папахен награждает меня долгим взглядом. Тут же состраиваю невинную моську.
– Поехали, чего стоишь? – мои распахнутые глаза полностью его в чём-то убеждают. Не знаю, в чём.
– Я всё думаю, – негромко рассуждает папочка, набирая скорость на проспекте, – повезёт твоему будущему мужу или ты станешь для него адовой ловушкой?
– Папочка, ты какой-то странный? Вот скажи, тебе со мной повезло?
– Пожалуй, да, – улыбка наползает на его лицо.
– А Прохорову и Махотину?
– Всё-всё… – на миг папахен отрывает руки от руля, показывая, что сдаётся.
Ещё меня беспокоит какое-то остаточное впечатление после этой истории. Тоже понять не могу. Это от Даны исходит, но толку от неё не добиться. Почти испарилась, вернее, впиталась в меня. Вот и появляются странные реакции. Катрина-то относилась к сексу утилитарно и хладнокровно. Исключение – патриарх, но ведь это патриарх.
28 июля, воскресенье, время 09:55
Сокольнический РУВД, кабинет начальника.
– Всё точно, господин генерал, – полковник сидел, но не просто сидел, а сидел по стойке «смирно».
– Вчера утром получили сравнительный анализ биоматериалов погибших Прохорова и Махотина с изъятыми из трупа Воробьёвой. Полное совпадение. Это они её насиловали. Вероятность? 99,8%, господин генерал. Да, господин генерал, оба отметились.
– Изучили фотографии с фотоплёнок, обнаруженных в доме Прохоровых, в мастерской Алексея Прохорова. Девушка, что на фотографии надёжно опознана, как Дроздова Инга, погибшая этой зимой. Раневой канал в её теле точно соответствует ножу, найденному в особняке в посёлке Озёрный рядом с телом Алексея Прохорова.
– Так точно, господин генерал, прямых улик достаточно. В машине Прохорова обнаружен хлороформ, кантаридин… это, господин генерал, возбудитель. Да, фармакологический афродизиак. Раневые каналы целого ряда жертв девушек, погибших в течение последнего года, соответствуют ножу Прохорова. Да, тот самый, который Молчанова воткнула в Махотина. Эксперты говорят, что микрочастицы металла в ранах точно соответствуют сплаву, из которого изготовлен нож. Всё сходится, господин генерал.
Полковник выслушивает последние рокочущие слова из трубки и вдруг подскакивает со стула.
– Служу Отечеству, господин генерал! – и осторожно кладёт трубку.
28 июля, воскресенье, время 14:10
Квартира Молчановых.
Повалявшись после обеда, берусь за самое важное, можно сказать, священное дело. Самосовершенствование. Похищение, затем собирание себя в кучу, на пару дней после принудительного визита в посёлок Озёрный я забросила ежедневные тренировки.
Где моя сбруя? Чувствую, что если совсем всё отменю, ещё долго по инерции и в силу возраста буду оставаться стройной, гибкой и красивой. Но вторая производная рано или поздно скажет своё слово, и плато моей красоты сначала плавно, а потом всё круче, пойдёт вниз. Э, нет! Такого не будет!