Голос отца на последних словах лязгает. Обожаю своего папочку.
Подполковник ничего не отвечает. Молча смотрит на старлея.
– Наверное, ребята из опергруппы забрали… – и выбегает в коридор. Ага, ребята. Как будто я не знаю, что ничего они не забирали.
Возвращается с телефоном, не глядя в лицо, суёт мне в руки. Так-так-так… проверяю, что там новенького? Ага, вот оно! Вытаскиваю список исходящих, сую к лицу подполковника.
– Это что?
Хмуро смотрит, ожидая объяснений.
– Последние три часа провела у вас. Что это за звонки на незнакомые мне номера? В то время, как я в камере сидела и на допросе?
– Запишите претензии и подайте в суд, – насмешливо советует он. Ему тут же кивает адвокат.
– Слышали, что начальник сказал? Заносите в протокол претензий: зафиксировано три звонка, общей продолжительностью… – я подсказываю, – тридцать минут и стоимостью…
– Тридцать рублей, – ответствует папочка, но я добавляю вишенку от себя:
– Два номера городские, не мобильные, там тариф выше…
– Сорок рублей, – корректирует папочка, – вызов стоит пять рублей.
Подполковник Зотов, – кажется, так его адвокат называл, – молча смотрит на старлея. Видно за то его и держат, понимает начальство с полуслова. Хмуро роется в своём портмоне, достаёт четыре десятки. Небось моими же деньгами и расплачивается. Ладно, ещё не вечер, настоящий цирк впереди.
– Претензии исчерпаны? – интересуется подполковник.
– Ну, что вы? – обворожительно улыбаюсь я, – всё только начинается. Где мои золотые часики?
Вопрос вызывает бурю негодования старлея. Не знай я точно, что часики ему отдавала, могла бы и поверить его честным глазам и бурному возмущению.
– Что же вы скромничаете, госпожа Молчанова! – голос старлея сочится ехидством, – почему не говорите о золотых браслетах? Двух? Не упомянули о десятке золотых колец с брильянтами?
Он возмущается, но адвокат вносит в протокол очередную запись: часики дамские позолоченные на позолоченном браслете фирмы «Заря». Судя по выражению лица Зотова, он своему старлею верит. Либо ему до лампочки.
– Ещё есть претензии? – спрашивает адвокат. Я роюсь в сумочке. Мне приходит в голову идея.
– А где моя тысяча рублей? – вопрошаю я. Папочка чуть иронично улыбается. Зотов на секунду заводит глаза к потолку.
– Молчанова, ты уж совсем! – негодованию старлея нет пределов. Родной, это ещё не всё. Мои двести рублей тебе кровавой мочой отольются. А за часики… ну, это потом.
– Записывайте, господин адвокат, – командую я, – тысяча пятьдесят рублей в следующих купюрах…
– Отдавать не собираетесь? – ответа не ожидаю и не получаю. Зотов начинает всё больше походить на грозовую тучу, старлей и его приятель, дежурный по вахте, смотрят на меня волками.
– Хорошо. Значит, часики и тысяча рублей за вами. Ждите судебного и служебного разбирательства.
– Всё, Даночка? – адвокат смотрит на меня, перед ним протокол.
– Сейчас ещё раз посмотрю, – копаюсь в сумочке, у меня ещё одна идея возникает, – так, а где моя любимая алая помада?
Вопросительно гляжу на онемевшего старлея, бросаю в сторону адвоката:
– Вносить в список не надо. Прощаю, – хихикаю и грожу старлею пальчиком. – А вы шалунишка, старший лейтенант. Ладно, мажьтесь на здоровье…
Кто-то за нашими спинами издаёт смешок. На этой весёлой, – не для побуревшего старлея, – нотке завершаем оформление протокола претензий. Это не просто трофей, это трофейная бомба жуткой силы.
– Всё? – подполковник показывает, что терпение его на исходе.
– Самое главное мы забыли, – поворачиваюсь к папочке, – телохранитель мой где?
– Тоже здесь, – папочка смотрит на подполковника тяжёлым взглядом. – С таким же концертом будете моего человека отдавать или всё-таки без фокусов?
Без фокусов не обошлось, но не таких. Денег у него было порядка пятидесяти рублей и тоже в протоколе не указано. Вернули. Мобильник тоже отдали. Часы не забирали, у него электронные. Хорошие и надёжные, но недорогие. Наверное, поэтому не забирали. Да Дима особо не бухтел. Это мы его имущество выдирали. Мы в ответе за тех, кто нас охраняет.
6 августа, вторник, время 19:05
Москва, Северо-Восточный округ, ул. Лермонтова 17.
– Ну, что, Даночка, домой? – папахен приобнимает меня на улице за плечи.
– Ты чего, пап? Всё только начинается! – оглядываю сопровождающих, – впрочем, все желающие могут быть свободны. Вы как, с нами?