— Отделаешь условным наказанием.
— Но это ведь ударит по престижу нашей фамилии. Здесь не только обо мне идёт речь!
— Давай рассуждать логически. Тебя кто-то видел на месте преступления?
— Вроде нет, но я точно не знаю. Натан, ты думаешь мне удастся выйти сухой из воды?
— Всё может быть. А ты, Фауст, что думаешь?
— То, что натворила Симона — ужасно.
— Спасибо, ты очень помог — съязвил Натан.
Натан прошёл в гостиную и аккуратно сел рядышком с Симоной.
— Может быть всё спишут на то, что парня убрали по лицензии?
— Не получится. Он из высшей касты.
— Ужасно — продолжал, словно заведённая механическая игрушка, бубнеть про себя Фауст. Видно было, что он потерял самообладание.
— Надо подумать — стоит ли тебя обратиться в полицию, либо засесть на дне. В полиции ты можешь рассказать свою версию, удобную для тебя, произошедшего, и за отсутствием свидетелей можно всё будет списать на самооборону. Парень сам напал на тебя. Ты всего лишь защищалась.
— Откуда ты знаешь, что я убила именно парня?
— Просто предположил. Он был пьян?
— Да.
— Ну и отлично.
— А может лучше переждать. Может всё и так образуется? — с надеждой подняла взгляд девушка.
— В случае провала всё будет против тебя.
— Так мне что — звонить в полицию? Сейчас?
— Сейчас!
— Ужасно — продолжал бубнеть Фауст, пока Симона набирала номер доблестных и бравых стражей порядка.
***
Скандал для семьи Ласвелл разгорелся нешуточный, но дело быстро замяли. Авеля знали, как человека с буйным характером, ловеласа, который при случае может пустить кулаки даже против женского пола. Такие прецеденты уже были, и только большие деньги спасали Авеля от тюрьмы. За Симоной никаких правонарушений не значилось, а потому поверили в её историю до конца. Свидетелей опровергнуть удобную правду так и не нашлось.
Симона начинала потихоньку приходить в себя.
***
Всё это время, пока длилось расследование, рядом с Симоной был Натан. Их отношения вновь потеплели. Симоне просто необходим был рядом тот человек, который обнимет, поймёт, не осудит. И этим человеком стал Натан, в отличие от того же Фауста, который всячески порицал девушку, а потому заметно охладел к ней. Горькая ирония жизни: Симона обрела любовь, но потеряла друга. Натан же ловко играл на сложившейся ситуации, и всячески предубеждал Симону против Фауста:
— Он до мозга костей помешан на логике. Но логика пасует против эмоций. Что он может знать о том, что ты пережила?
— Ты не считаешь меня убийцей?
— Что ты? Ты правильно поступила. С сволочами только так и надо. Они по другому не понимают.
— Но… это ведь живой человек — продолжала допытываться Симона. — Ты это понимаешь?
— Очень даже понимаю, потому и не осуждаю. Ты тоже — человек, а человек — существо эмоциональное.
— Там не только эмоции были, но и расчёт. Я планомерно шла убивать.
— Пусть так. Значит, он заслужил.
— Ты меня пугаешь, Натан.
— Я иногда сам себя пугаю. Хочешь правду?
— Какую?
— Я неоднократно пользовался лицензией на убийство — заявил это парень так, словно говорил о чём-то пустяковом.
— Не может быть — глаза девушки расширились от удивления.
— Может. Я ведь тоже существо эмоциональное. В свою защиту скажу только, что убивал не по прихоти. Есть добрые и злые люди. Со злом нельзя бороться по другому, не иначе как их же оружием.
— Я не думала, что ты на такое способен. Кто угодно, но не ты! Я даже допускала мысль, что Фауст мог воспользоваться лицензией. Ты же знаешь, как он относится к человечеству в целом. Для него все люди — не ценнее мошкары. Может именно оттого он так яростно осуждает меня, что сам однажды оступился. Но он хотя бы понял свою ошибку, а я ищу себе оправдание. А вся эта ненависть к людям — так, для вида. Он гораздо гуманее и добрее, чем хочет казаться. И всё же я допускала мысль, что он мог воспользоваться лицензией. Он, но не ты!
— Прости, что разочаровал тебя.
Симона ничего не ответила. В этом момент она ненавидела только себя, за то, что продолжала любить Натана, того, кто разрушил её веру в человека.
Глава 25
Прости
С каждым днём отношения Натана и Симоны становились всё теснее, всё доверительнее. Они много времени проводили вместе. Фауст и вовсе отошёл в тень. Всяческая связь с ним прервалась. Симону очень задели его слова по поводу её вины. Да, она была виновата, но только отчасти! Неужели так трудно хотя бы попытаться её понять и попробовать встать на её сторону? Неужели Фауст настолько ортодоксален, что благодаря этому и вовсе ослеп? Разве он не её друг? И разве это не главная обязанность друзей — понимать?
Однажды, когда Симона гуляла вместе с Фаустом, тот вдруг заметил:
— Знаешь, этот Фауст меня здорово пугает.
— Чем же? — удивилась девушка.
— Он весь в себе. От таких можно ждать чего угодно. Я боюсь за нас.
— Глупости. Он просто слишком болезненно всё принял. Я его не виню.
— Послушай, Фауст из тех людей, что никогда ничего не забывают. Я нанёс ему оскорбление, выиграв дуэль в шахматы, и я больше чем уверен, что он может мне отомстить. Хотя бы и через тебя. Не знаю правда каким способом, но он не отступит. Ты сама говоришь, что он слишком всё болезненно воспринимает. Это может плохо для нас кончится.
— Уж не думаешь ли ты, что…
Натан перебил девушку, угадав её намерения.
— Я не знаю что и думать. Если честно — то да. Он может.
— Но это ведь противоречит тому отношению к моему убийству. Разве бы он стал это так критиковать, будучи сам способным отнять жизнь? Ты об этом подумал?
— Подумал. Фауст руководствуется только своей больной логикой. Именно следуя ей он может считать одно правильным, а другое — неправильным, даже если это всё вовсе не так. Кто знает к каким выводам он придёт в своей голове. Может он и вовсе думает, что мы предали его дружбу. Может он даже предполагает, что мы захотим его убрать. Это ведь так знакомо психам — мысль о том, что их преследуют, все вокруг предубеждены против них. А потому остаётся только один путь для него — упредить наш удар сделав свой.
— Но ты сам Натан, следуя твоей же логике, походишь на психа. Разве нет?
— Нет! Я нормальный, эмоциональный, с душевной организацией человек. А он…
— Кто же? — ждала ответа Симона.
В её глазах заблестели слёзы. Внезапно подул сильный ветер, который принёс с собой капли дождя.
— Робот. Другого сравнения ему я не нахожу.
— Это чушь, Натан. Ты слышишь себя? Я знала, что между вами далеко не тёплые отношения, но чтобы настолько.
— И всё же я боюсь. Прежде всего за тебя. Мне кажется, что Фауст в тайне влюблён в тебя. Кто знает, какие на тебя у него планы. А я, как единственная преграда, как соринка в глазу, которую нужно убрать. Ты ведь помнишь, что Фауст выше меня в иерархии?
— А ты помнишь, что он убрал наши имена из базы данных ФСЧН? Забыл? Это ведь доказывает, что ничего плохого он не замышляет. И вообще, Натан, ты пугаешь меня!
— Извини. Это всё страх. Зайдём в кафе. Что-то я совсем продрог на ветру.
***
Казалось, что тема с Фаустом исчерпана, но это только казалось. Тот сам, волей-неволей, давал поводы к тому, чтобы интерпретировать его действия и слова явно не в пользу оговорённого. Фауст избегал встречи, не отвечал на вызовы, а если что и говорил, то нечто бессвязное. Его взгляд всё время блуждал. Симона пыталась, честно пыталась вызвать его на откровенный разговор, но всё было без толку. Даже её искреннее ''прости'' ничего не дало. Она и сама не знала, почему просит именно у Фауста прощения. Будто он был родственником убитого ею Авеля. Симона только сильнее путалась день ото дня. Страх, вначале так ею отвергаемый, начал заползать в её сердце. Она всё чаще ловила себя на мысли, что не узнаёт Фауста, а вместе с этим боится его. Боится за себя.
***
Последним толчком в пропасть стал случайный разговор, когда Симона, выходя из дому по делам, наткнулась прямо у входной двери на Фауста. Тот уже собирался уходить, быстро развернувшись к девушке спиной и стремглав помчавшись вниз по лестничному пролёту, даже не дожидаясь уже вызванного ранее лифта. И только с третьего оклика Симоны, перешедшего почти на крик, Фауст замер на месте и оглянулся. В его глазах искрилось безумие. На лбу выступили бисеринки пота.