Ах, ты теперь ещё и отвечаешь мне, а не попёздываешь скупыми фразами! Тварь, тебя долго не было, но поверь мне, я ни секунды не скучал! Что тебе нужно⁈
«Не мешай себе делать то, что тебе предначертано».
А вот хуй!
Картинка перед глазами пошла рябью. Так и чувствовал, что всё вокруг сплошной обман.
В моём подсознании нет ничего, что было бы жизнерадостнее и приятнее, чем картины из отличных фильмов времён СССР, которые мы любили смотреть всей третьей «семьёй». Третья «семья» — эта группа воспитанников детдома, а не моя настоящая семья, которую я даже толком не знал. С теми людьми я больше никогда не общался и это всё, что нужно знать об этом.
Блядь, даже глупо как-то. Самое приятное и жизнерадостное, что я видел, я видел с экрана телевизора…
«Ты сам потом будешь жалеть. В конце».
А это мы ещё посмотрим!
«Твой выбор».
/неизвестно где и неизвестно когда/
— Да-да-да!!! Ещё! Ещё! Ещё!
Рывком прихожу в сознание и вижу потную Карину, извивающуюся подо мной.
— Лёш… — прошептала она. — Не останавливайся.
По инерции продолжаю двигать тазом, но затем останавливаюсь.
— Какого хуя? — спросил я недоуменно.
— В смысле? — столь же недоуменно спросила Карина.
— Не помню, как здесь оказался и тем более не помню, как оказался прямо в… в тебе, — сообщил я ей. — Где я?
— У меня в квартире, — ответила насторожившаяся Карина.
— Я же был в Фивах, а квартира у тебя в Душанбе, — начал я соображать. — Какое сегодня число?
Вынимаю из неё член и сползаю вправо.
— Бли-и-ин, так хорошо же было… — недовольно протянула Карина.
— Мы ещё вернёмся к обсуждению этого вопроса, — пообещал я ей, слезая с кровати. — Какое сегодня число?
Бывшая староста, на моей памяти, 607 группы, взяла с прикроватного столика телефон и показала мне экран. Ёб твою мать, 29 августа!
— Ёб твою мать… — произнёс я.
— Ты не мог, она уже давно умерла, — ответила на это закурившая Карина. — Может, не будешь вести себя странно и закончишь то, что начал?
— Я не помню вообще ничего, что было после ночи с двадцать седьмого на двадцать восьмое мая… — сказал я ей. — И не помню, как так получилось, что у нас дошло до секса…
— Реально? — недовольно поморщилась Карина.
— Реальнее некуда, — ответил я и задумался.
Моё подсознание, как я понял, не совсем моё. То есть моё, но знает о какой-то важнейшей цели, ради которой надо брать меня на ручное управление, а сознание отправить нахрен. То есть не нахрен, а в искусственно созданный манямирок. Тот, где мороженое по двадцать две копейки, винтажные машины, счастливые люди и вообще, торжество социалки.
Я даю себе отчёт, что в реальном СССР было не так радужно, как сложились о том мои детские ощущения, но подсознание рисовало максимально приятный для обитания мир, в котором я бы и загибался себе тихо, наслаждаясь иллюзорной жизнью, вкусной едой и якобы новыми впечатлениями. Но это был бы обман. Не знаю, быть может, я просто сам по себе такой, но обмана не люблю, даже самообмана. А кто любит?
— Зачем только давала тебе… — посетовала Карина. — Чувствовала же, что с тобой что-то не так.
Так, стоп.
Какое предназначение должно быть у меня, если в него входит трахнуть Карину?
Я, пребывая в состоянии концентрированной и отлично контролируемой ярости, ничего не делал просто так.
Взрывал стены и убивал стояночников? Мне нужно было на свободу, потому что с живыми каши не сваришь, они будут связывать меня по рукам и ногам, морализировать, ныть о слезинке ребёнка — тогда мне казалось, что я мог бы договориться, но теперь я понимаю, что не мог. Охуевший в атаке я это понимал с самого начала.
Истребил приграничные персидские деревни? Мне нужно было срочно пополнить личный состав моей немёртвой армии. По словам очевидцев, я поднимал трупы так быстро, как только мог, больше ничем, кроме этого, не занимаясь. Накопление первоначального людского капитала, какое оно есть.
Безжалостно уничтожил людоедов? Так это была часть многоступенчатого плана, в который входило и уничтожение персидских деревень. Больше немёртвых воинов и немёртвых работников, чтобы… чтобы что?
Земля.
Земля!
Мне что-то очень сильно нужно на Земле. То есть, мне надо туда, но не сейчас.
Нужно накопить силы, укрепить тылы, чтобы никто больше не мог мне помешать. Но причём здесь Карина?
— Ты чего завис? Курить будешь? — напомнила она о себе, встряхнув пачку «Черчилля».
— Давай, — сел я на кровати. — Тебе курить, вообще-то, вредно.