Заминка дала личу фору, и он, молниеносно приблизившись к противнику, рубанул там, где могучая медвежья лапа — главное оружие неупокоенного — крепилась к темной основе. Следующим ударом Моа снес чудищу сразу три головы. Две из них, правда, быстро приросли обратно. Лишь третья, отброшенная дальше остальных, зацепилась рогами за молодой дуб и теперь тряслась на нем мелкой дрожью, яростно челюстями щелкала…
Има, не к месту довольная, подскочила к личу. Оттянув ворот рубашки, продемонстрировала амулет.
— Моа, смотри! Он сам вернулся. Появился на шее, будто и не снимала…
— Понятно. Потом с ним разберемся, сперва надо неупокоенных унять, — отозвался лич, раскалывая мощным ударом самую большую оленью голову.
Разбитая вдребезги, она на место уже не приросла. Но враг ответил сокрушительным ударом — медвежья лапа успела восстановить свою боеспособность. Когти-ножи шкрябнули по древнему лезвию и отлетели, не выдержав, срубленные под корень. Таинственная клейменая сталь клинка лича оказалась гораздо прочнее природного звериного оружия… Тут же две оленьих головы в коронах из ветвистых рогов дружно ударили сверху, пожелав прижать Моа к земле, но эта попытка не увенчалась успехом — разметенные в костяное крошево серией быстрых ударов, они осыпались наземь.
Тоже не восстановились.
Стало ясно, что «составное» лесное чудище уязвимо, и все же с ним было тяжеловато…
Тем временем, к месту сражения прибыли припозднившиеся «Имины» мертвяки. Явились все двенадцать. Скаля зубы и тихо ворча, они нацелились на девушку. Моа же, занятый «оленьим» монстром, их не сильно волновал.
Первый же мертвяк, что оказался рядом, рухнул на землю — Има присела и в хитром выпаде подрубила ему сухожилия на голенях. Следующего противника сшибла на скаку наконец освободившаяся лошадь. Перепуганная до смерти животина в страхе помчалась вниз с холма, домой, в кажущуюся безопасной конюшню. По пути лягнула еще двух мертвяков. Того, что шел по тропе последним, хотела перепрыгнуть в безумии, но, в силу своих неуместных для лихости крестьянских статей, просто завалила и стоптала.
Вызванное побегом лошади замешательство позволило Име ударить еще одного врага. Моа же, срубив половину голов костяному страшилищу, отступил от него и, схватив девушку за руку, потянул вверх по склону.
— Отступаем!
И они побежали по тропе вверх. Черный силуэт лича терялся в назревшей тьме. Имина льняная одежда, напротив, будто стала еще заметнее. Ночь была, как в Мортелунде, беззвездная и безлунная. В Пограничье Моа видел такое впервые.
За спиной остался рык мертвяков и обзорная площадка с разбитой ротондой. Тихий свист — заунывное наигрывание ветра в костях оленеголового монстра — отодвинулся вправо. Похоже, чудовище вместе с остальными неупокоенными двигалось следом за беглецами, но по какой-то причине вынуждено было уйти с тропы.
Лич остановился.
— Оседланный конь, оружие. Ты догадалась, что они вернутся?
— Почувствовала, — призналась Има. — Грудь стало жечь, и шея тяжестью налилась, будто кулон на месте и снова давит… А потом он действительно возник на прежнем месте, прямо из воздуха материализовался.
— Значит, отдельно от тебя он мертвякам не нужен, — сделал досадный вывод Моа. — И, выходит, что дело не в амулете, а в тебе самой.
Лицо Имы погрустнело, уголки губ уныло опали вниз.
— Я догадывалась, что так будет, но все равно, неприятно осознавать, что в нападении мертвяков на село есть моя вина.
— Ты не виновата, — поддержал ее лич. — Ты не выбирала амулет на шею, проклятие настырной нежити и непонятное прошлое.
Девушка согласилась.
— Не выбирала, но теперь придется как-то решать возникшую проблему, а ведь я даже не знаю, что у меня на шее за амулет, и что за воины меня принесли. Зачем? Откуда? А, главное, чего они хотят теперь? — Тут она вспомнила про три золотых, что отдала Моа. — Что же выходит? Твой бездонный мертвый глаз опять не принял оплату?
— Нет. Вернуть тебе деньги?
— Не нужно… Тс-с-с. Слышишь? — Има вдруг насторожилась, застыла. — Чудовище с рогами отстало от нас. Свист почти не доносится.
И действительно, «олений» монстр больше не шел следом. Напротив, заунывный клич его стремительно отдалялся и утекал куда-то за мягкий перелив холма. Чуткий слух лича уловил между ними и чудищем еще одно шевеление. Кто-то тихо, но основательно переваливал через павшие бревна, рассекал, как корабль волны, гибкую поросль молодых деревьев. Пружинистая лесная почва доносила вибрацию чьей-то отчетливой поступи. Незримый некто, уверенно теснящий многоголовое чудище от тропы, был велик и, скорее всего, четвероног. Судя по дробной, барабанящей поступи — такую невозможно скрыть, если, конечно, у тебя не мягкие лапы засадного хищника — лич готов был поклясться, что загадочный гигант ходит на копытах…