Всколыхнувший дубраву ветер утянул и без того еле слышные звуки на другую сторону холма. И все же Моа успел расслышать чей-то бросок вдали. Мощно ударили в землю копыта — теперь уж почти без сомнения они — треснули ветки. Огромный преследователь оленеголового монстра больше не таился и пошел в наступление на костяного врага. Интересно, кем он сам был? Живым ли? Тоже мертвым…
Ветер набрал силу и завыл голодным волком, заскрежетал узловатыми ветвями дубов. Шум далекой схватки окончательно смешался с шелестом листвы. Последний, похожий на звук раздавленного глиняного горшка, хлопок истаял во мгле.
И снова где-то рядом зарычали мертвяки.
— Нужно добить их и уйти подальше. Пусть побегают за нами потом, — предложил Моа.
— Нужно, — кивнула Има, прокрутив меч кистью. — Они, как понимаю, там, где пали, обратно и возродятся. Уйдем — догонять нас придется. — Она задумалась на миг. — Моа, а куда мы теперь идем?
— Я знаю только одного человека, способного пролить свет на происхождение твоего амулета и он, а, вернее, она, живет на юго-востоке отсюда, в Кутанае.
— Значит, идем в Кутанай! — прозвучал довольный Имин ответ, завершившийся свистом клинка.
Мертвяки нагнали беглецов и напали, разделив их.
Краем глаза приметив девушку — светлое пятно заплясало между черными колоннами ночных стволов — лич врубился в пятерых, сбившихся кучей, мертвяков. В несколько ударов разметал их кусками. Развернулся к старому знакомцу здоровяку, поймав себя на мысли, что именно вот так вот работа и осточертевает. Никогда прежде «покос» нежити не виделся ему таким будничным и гнетущим. Таким бесполезным, монотонным и бессмысленным.
А ведь завтра опять придут.
И послезавтра.
И потом…
Когда последний мертвяк истаял, отметившись на земле черной лужей, Има, самолично срубившая двоих врагов, плюхнулась на землю и вытерла со лба пот.
— Фу-ф, надоели! Коней бы достать и оторваться от них хоть на пару дней пути. Какую ночь уже толком не сплю…
Лич взглянул на нее — а ведь точно! Это мертвому регулярный сон не нужен, а живые без него быстро слабеют.
— Поспи сейчас. Ты в темноте медленнее ходишь, чем при свете. Я покараулю. Неупокоенных мы всех перебили, а оленеголовый коли подойдет — издалека своими посвистами слышен будет. Да и не вернется он больше, я думаю.
Има привалилась спиной к древу, положила подле себя меч, закрылась перекрещенными на груди руками.
— Холодно-то как.
— Держи, — Моа скинул плащ и протянул ей.
— Спасибо. — Белозубая улыбка сверкнула в темноте. — Эх, жаль, Браслетик мой убежал… У меня там и одеяло было к седлу… приторочено… и еда… И еще там…
Голос девушки быстро стал тягучим, уютно-сонным. Она так и не договорила про свои утраченные пожитки — заснула без задних ног.
Моа сел рядом и уставился перед собой. Хоть бы пару часов тишины теперь. Можно и больше. Живые — создания хрупкие. По правде, ему самому тоже следовало отдохнуть — отключиться на время от мира и побыть в состоянии, напоминающем медитацию. Покой необходим мертвым гораздо реже, чем живым, но без него полностью силы не восстановишь.
Все же не стоит расслабляться!
В колыхании далеких ветвей личу чудилось движение того самого неуловимого гиганта, что преследовал оленеголового. Тихие шаги. И даже дыхание — медленное-премедленное. Лёгкие у него должны быть, как кузнечные меха…
Неизвестный неумолимо приближался.
Моа поднялся с земли. Стиснув рукоять меча, прошипел сквозь зубы во мрак:
— Убирайся прочь, или пожалеешь. Предупреждать больше не буду.
Единственный глаз лича алым углем полыхнул в темноте. Кажется, это произвело на невидимку впечатление. Он развернулся и двинулся прочь.
Глава 3. Благословение Энолы
Браслетик нашелся утром.
Приковылял, запутавшись ногой в поводе — хорошо хоть седельные сумки не растерял.
Има обрадовалась, принялась хвалить коня за верность и покладистость. Молодец — не поспоришь! Все сберег, все вернул, сам вернулся, хоть и задумывал убежать восвояси. Вот только со спутанной ногой не вышло — страшно было идти вниз с холма. Мертвяки-то — полбеды. Пахло там и другими существами — одним существом, зубастым и страшным. И сокрытые в лошадиной Браслетовой душе голоса древних предков предостерегали из глубин прошлого — эти зубы раздробили и пережевали столько лошадиных костей, что и не сосчитать…