… но вскоре, опережая звуки, пришел новый запах.
Отчетливый, едкий, раздражающий смрад чужой нежити. Моа остановился. Его напряжение тут же уловила спутница и поинтересовалась тихо:
— Мертвые рядом, да?
— Да, — ответил лич. — Странные. Собаками пахнут.
— Ой! Это же знаешь кто? — страшным голосом прошептала Има. — Сам Проклятый Герцог.
— Какой еще герцог? — недоверчиво уточнил Моа. — И почему он псиной воняет?
— У-у-у-у, да ты не знаешь, — многозначительно протянула Има. — Это же легенда наша местная! Проклятый Герцог. Ух, и жуткий! Я на портрете видела. Картина раньше, там, над камином висела, а потом делась куда-то — то ли украли, то ли сожгли. Говорят, жил он тут, в доме, и весь окрестный народ в страхе держал. Разъезжал по округе на огромной лошади со сворой кровожадных псов — все боялись. А когда помер — так селяне, прямо, разом от облегчения и выдохнули. В склепе его погребли. Говорят, в одном саркофаге с его верными собаками — так уж он их любил. И сокровищами до самой крышечки досыпали. Сельские искали те сокровища, но ни склепа, ни саркофага так в округе и не нашли…
— Тогда понятно, — невозмутимо хмыкнул Моа, — почему псиной воняет.
Словно в ответ на его слова, раздался из глубины подполий надрывный, хриплый вой.
— Точно герцогова свора, — обреченно вздохнула девушка. — Они самые.
— Сколько у него собак? — уточнил Моа, задвигая Иму себе за спину так, чтобы она оказалась между ним и ближайшей колонной, максимально закрытая от врагов в этой неприветливой темноте.
— На портрете две было. Ох, и здоровые, сволочи! Мастифы королевские…
Метрах в пятидесяти от лича и девушки тишина прорвалась дробным цокотом когтей по камням. Кто-то незримый тяжелой рысью безошибочно двигался в их направлении. На расстоянии метров двадцати костяное клацанье на миг прекратилось. Звонко капнула на камни влага — пущенная из гнилостной пасти слюна. Потом тишину подземелья огласило утробное булькающее рычание. И снова зацокали когти. Аллюр — быстрая рысь. Быстрее…
Быстрее!
Огромный разъяренный зверь поднялся в галоп.
Мысли крутились в голове Моа. Королевский мастифф… Килограммов сто пятьдесят в таком будет! Прямым ударом с разбега он расшибет свои жертвы в лепешку. Если не самого Моа, то Иму точно. Нужно подправить этой твари траекторию, пока она не впилилась в них на всем ходу…
Стремительным движением вырвавшись навстречу врагу, лич с размаху ударил мечом туда, где звякали когти передних лап и, присев для устойчивости на одно колено, толкнул врага в бок плечом, заставляя отвернуть в сторону. Где-то за спиной, там, где осталась Има, раздались тихий вскрик и шорох осыпающегося песка… Слабые звуки мгновенно утонули в свирепом рыке подрубленного монстра. Падая, чудовищный зверь огрызнулся — разверзлась во всю ширь смердящая пасть. Моа увернулся от клыков, но лицо, костяную сторону, остро царапнули какие-то тонкие игры — видимо, шипы песьего ошейника.
Бросив врага трепыхаться на камнях, Моа отступал назад, позвал спутницу:
— Эй! Ты в порядке? Ты тут?
Ответа не было.
Лич прислушался — возле колонны, где оставалась Има, едва слышно осыпался песок — шуршал по крутым каменным граням. Пригляделся. Темнее тьмы там зияла дыра. Несколько здоровенных булыжников, застилающих пол, мягко ушли вниз — съехали в зев открывшейся ямы по текучему песку. С ними пропала и Има.
Моа принюхался — свежей кровью из дыры не тянуло. Сквозняк оттуда шел особенный — живой. Своей едва ощутимой вибрацией он, словно рябь на воде, разносил по округе чье-то дыхание. Верно, Имино… Только, вот, двоилось оно как-то странно — будто дышали два существа, а не одно.
Выходит, Има жива.
Пока что.
За колоннами прокатился рев второго мастифа. Следом за голосом пришла волна смрада — новое чудище сохранилось значительно хуже предыдущего. Гниль пожирала его, заставляя распадаться на ходу — Моа отчетливо слышал, как с влажным, чавкающим звуком приземляются на камни отваливающиеся от костей куски тухлого мяса. Как, принюхиваясь к добыче, вбирают воздух песьи ноздри.
— Иди сюда, давай! — позвал лич.
Чудовище громогласно рыкнуло в ответ побежало к нему. Приблизилось оно молниеносно — по-медвежьи вскинулось на дыбы, собираясь нанести удар всем корпусом. Зверюга слишком быстро подскочила вплотную и не дала мечу размаха. Клинок чавкнул, завяз в трупной слизи, не достав до хребта твари. Мастиф навалился на Моа, желая уронить его и добраться зубами до горла, но не так то это было просто. Одной рукой лич выдрал из песьей шеи свой меч, второй — ухватил зверя за глотку и отшвырнул в сторону. Рубанул наотмашь в полете — выпуская из гнилого брюха зловонные внутренности. После этого — пока ревущий от ярости враг, поскальзываясь, силился устоять на собственных потрохах — размахнулся, как следует, и сокрушительным ударом снес чудищу голову. Воя и рыча, песья башка укатилась за колонны, оставив бьющееся тело валяться у ног Моа.