— Не понятно, зачем прятать иглу в яйцо, яйцо в утку, утку в зайца, зайца в сундук, а сундук под деревом закапывать.
— Так это сказка.
— Идея привязать свою жизнь к какому-то предмету мне кажется сущей глупостью. Да и зачем, если мы способны вызвать дух из Тени, поместить его в новый сосуд?
— А если некому будет возвращать обратно?
— Тогда да, — признал Тлалок. — Это проблема.
— Значит, идея не такая глупая?
— Я скажу вам то же, что скажут другие жрецы. Мы понятия не имеем, как можно поместить собственную душу в эту ”филактерию”, сохранив способность управлять телом.
— А если часть души?
— Пытаясь оторвать от своей души кусок, ты, скорее всего, уничтожишь себя, владыка, сойдешь с ума или превратишься в блуждающий огонек без намека на самосознание. Мы и так бессмертны.
— Наше бессмертие относительно, — возразил Кирилл. — Прилетят драконы, сожгут Ачтилан со всеми жрецами. И как тогда быть?
— Это маловероятно.
— О, поверь, Тлалок, я навидался в прошлой жизни такого, что не просто маловероятно, а практически невозможно.
— На создание работающей как у Кощея из сказки филактерии уйдут годы изысканий, куча человеческого материала.
— Ты и займешься данным вопросом. В исследования нужно погрузиться с головой, а у меня нет времени, царь вынужден думать о политике, подданных…
Дело было отнюдь не в отсутствии времени, при необходимости Кирилл легко его найдет, а в отсутствии таланта. Процесс создания новых заклинаний, как ни странно, не был точной наукой. Для этого нужно обладать сверхъестественным даже по меркам колдунов чутьем на магию, уметь ее осязать самим духом. С ритуалами и алхимией попроще, там хотя бы имеются материальные компоненты, от сочетаний которых зависит эффект. Поэтому Кирилл переложил большинство изысканий на плечи жрецов-личей, сам же он сделал основной упор на управленческую деятельность.
Постоянно возникали вопросы, требовавшие внимания тлатоани: Финансы, сельское хозяйство, обстановка на границах, имущественные споры собственной знати.
С последними требовалось что-то делать. Аристократия из числа живых людей постоянно раздражала Кирилла своей жадностью, некомпетентностью, недальновидностью. Их интриги, взаимная грызня ослабляли государство. Архилич смотрел на знать как на безмозглых тараканов, и он начинал понимать специфическое отношение немертвых к живым. Первые более уравновешены, сосредоточены, способны думать о чем-то кроме сиюминутной выгоды, вторые наоборот вечно куда-то спешат, суетятся.
Существование в виде нежити определенно меняет психологию, и не сказать, что в худшую сторону. Неупокоенные мертвецы просто становятся другими.
Царю часто приходилось выступать в роли судьи при возникающих между аристократами споров. Одно из таких слушаний запомнилось надолго…
Двое богатейших землевладельца из Мецтля поссорились из-за ромейской девки. Сын Куолли, жирного увальня с проколотым носом, насильно обесчестил Анастасию, предназначавшуюся в жены Ксикохтенктатлу, еще более жирному скоту. Кирилл испытывал откровенное отвращение к этим зажравшимся рабовладельцам и одновременно сочувствовал стоявшей между ними Анастасии: Девушка внешне сильно выделялась среди ацтлани молочно-белой кожей, голубыми глазами, кудрявыми черными локонами до плеч. Чистокровная ромейка.
”Ах, какие сиськи, какая жопа. Она само совершенство, хотя ей всего семнадцать.”
Насколько понял Кирилл, родители решили отдать ее ацтланскому аристократу в знак укрепления торговых отношений. Разумеется, никаких положительных эмоций подданная империи по этому поводу не испытывала.
Ксикохтенкатл требовал у Куолли за обесчещенную невесту компенсации в размере шести тысяч золотых солидов. Баснословная сумма, на нее можно купить неплохое поместье с землей и рабами. Куолли не хотел ничего платить и заявлял, что Ксикохтенкатл просто пытается стрясти золота с него.
Кирилл ошарашил обоих землевладельцев, обратившись к девушке:
— А что ты думаешь по этому поводу, Анастасия?
”Заберу-ка я ее себе. Горничная мне не помешает, а уж горничная с такими буферами четвертого размера тем более. Заодно научит ромейскому языку.”
Побледневшая ромейка стушевалась под пристальным взором архилича, сразу видно, общение с нежитью ей в новинку. Землевладельцы не смели ничего возразить.
— Ну же, смелее, тебя никто не тронет.
— Я… — выдавила из себя девушка.
— Твое положение немногим лучше рабского, хочешь сбежать от всего это подальше, да? — Ее взгляд сказал больше, чем любые слова.
— Что ж, — Кирилл постучал костлявыми пальцами по столу. — Ты пригодишься мне при дворе.
В этом момент что-то громко хрустнуло, Ксикохтенкатл, Куолли с сынулей-насильником повалились на землю. Их головы были повернуты назад на сто восемьдесят градусов. Часть присутствующих громко охнула, они не ожидали такого поворота событий. Кириллу потребовалось немало усилий, чтобы продавить защиту магических медальонов. Сразу видно, их делали профессионалы.
— Эти трое были в числе главных подстрекателей бунта в Мецтле шесть лет назад, — объявил архилич, ему даже не пришлось врать. Знать второго по величине города Ацтлана замешана в мятеже поголовно, хорошая ширма для прикрытия личных мотивов и произвола. Впрочем, рано или поздно Кирилл все равно зачистит вассальные города от живой знати и заменит немертвой. — Не стоит полагать, будто я оставлю без внимания преступления, совершенные в мое отсутствие. На сегодня слушания, окончены. А ты, красавица, идешь со мной.
***
Ромейка испытывала откровенный ужас от нахождения рядом с живым мертвецом. Кирилл отвел ее в пирамиду Кеоцикаля, разместил в комнате рядом со своими покоями.
— Хорошо понимаешь нуатль?
— Да, — ее взгляд уставился в пол. — Я знаю его с детства, моя няня была из ацтлани.
— Магией владеешь?
— Немного.
— Ты мне пригодишься.
— Как прикажешь, великий владыка.
— Я предлагаю тебе участь куда лучшую. Служи мне, но не в качестве рабыни. Не скажу, что ты будешь абсолютно свободным человеком, свобода — роскошь для нас, но здесь тебя никто не посмеет тронуть, оскорбить, насильно выдать за нелюбимого человека… Посмотри мне в глаза. — Переборов себя, девчонка подняла взор.
— Боишься?
— Д-да.
— А зря. Хорошо проявишь себя — озолочу.
— Как я могу служить тебе, мой царь?
— Научишь меня ромейскому языку, для начала.
К урокам приступили немедленно, Анастасия произносила слова, Кирилл запоминал их и повторял. Ромейский являлся смесью латыни, греческого и местных языков, римлянин или византиец из первого тысячелетия мало что понял бы из речи отрийских имперцев. Архилич не первый день подыскивал себе персонального учителя, еще бы она меньше боялась.