***
Эрин печально рассматривала виллу, куда еще недавно пришла работать. Старинная, в антикварном стиле она навсегда останется в ее памяти.
Темнота окутала все комнаты, кроме одной -кабинета Алессио, где слышались тихие мужские голоса на итальянском языке.
Мэнди и дети давно спали, потому не трудно понять, что братья вели о чем-то напряженую дискуссию.
Звук разбившегося бокала победил принципы Эрин, и она внимательно прислушалась, стараясь хоть, что-нибудь понять.
К ее счастью послышался голос Алессио на английском:
-Она так и сказала?
-Именно, все точь-в точь
Судя по тому, что язык его слегка заплетался и слова не всегда можно было разобрать, Симоне изрядно выпил.
-Я не понимаю, мне казалось, что в наше время о разнице в возрасте мало, кто думает -пробормотал Алессио.
-Она все время намекала, говорила иногда прямолинейно, что я стар. Стар для нее...О, Боже, Алессио я чувствовал себя как дряхлый старик.
Эрин схватилась за горло, чтобы сдержать рвущиеся рыдания.
Она никогда на самом деле не считала Симоне стариком. Напротив, ей казалось, что он олицетворение красоты и силы, тем не менее в приступах гнева она лгала ему в лицо, называя старым. Эрин и предположить не могла, что нанесет столь сильный удар.
-Понимаешь, я не обсуждал с ней историю о своем несчастном браке. Что я должен был ей сказать? Что женился на развратной женщины, а она обвела меня вокруг пальцем и сделала аборт. Алессио, ты же знал, как его хотел того ребенка. Но потеря ребенка от Эрин стала моей последней каплей.
-Я так и не понял, а что произошло? Почему она упала?
Спустя долгих несколько минут послышался приглушенный голос Симоне:
-– Господи, Алессио, я сам виноват во всей этой ситуацией – Я так хотел ее, что не смог сдержаться! Как я ненавидел себя за свою несдержанность! Но всеми святыми клянусь, я не хотел этого! Она была такой милой, такой привлекательной и беззащитной. Она плакала в больнице за совсем чужого человека, и я возжелал эту ее хрупкость.
-Брат, успокойся...
Но Симоне тут же перебил его: казалось, он был не в состоянии остановиться, слова так и лились потоком:
- Это я причинил ей боль, я унижал ее! Господи, ты знаешь, почему она упала с этой лестницы? Убегала от меня! Потому что я ударил ее. Не смотри на меня с таким ужасом, брат… Я знаю, что совершил низкий поступок, но злость и гнев все сильнее ослепляли меня. Даже не понимая, что делаю, я замахнулся… Тогда она заплакала и побежала от меня, а потом оказалась на этой ступеньки, упала… и мы лишились нашего ребенка… Слава Богу, я не убил и ее тоже… Господи, Алессио, влюбляться это чертовски больно…
Слушая его покаянную речь, Эрин воспрянула духом: ей показалось, что в беспросветной тьме отчаяния забрезжил лучик надежды. А ведь ей ни разу не пришло в голову подумать о роли Симоне во всей этой истории, она даже не представляла, что он так страдает. И вдруг – по горечи в его голосе, по тому, что он говорил своему брату, – Эрин поняла: он горевал не меньше, чем она. Он, оказывается, тоже любил их ребенка и винил себя в его смерти. Может, его боль даже сильнее, чем ее собственная. Ведь он потерял наследника во второй раз. К тому же, похоже, что Симоне все-таки любит ее.
Внезапно Эрин осознала, какой эгоисткой была после смерти ребенка, как недостойно вела себя, отгородившись от Симоне стеной, замкнувшись в своем горе, отказываясь понимать, что Симоне нуждается в ней.
А она была нужна ему! Эта мысль оказалась первой радостью за последние недели. Она причинила ему боль, и лишь она может помочь ему преодолеть эту боль.
Даже сегодня он пришел к ней с намерением открыть ей свои чувства, а она -прогнала его, не желая даже просто выслушать!
-Я люблю ее, Алессио. Я очень сильно люблю Эрин.
Его слова придали ей непоколебимую уверенность, и Эрин, повернув ручку двери, вошла в кабинет.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
Ее шаги услышал Алессио, сидевший напротив Симоне в кожаном кресле с подлокотниками из красного дерева. В руке же, как и его брат, держал бокал с бренди.
Глаза Симоне были закрыты. Зато глаза Алессио были открыты, и он с беспокойством смотрел на брата, погрузившегося в свой мир Как только Эрин отворила дверь и осторожно вошла в комнату, Алессио повернулся к ней. На его лице отразилась целая гамма самых разнообразных эмоций.
Алессио тут же вскочил на ноги и хотел было что-то сказать, но Эрин остановила его, приложив палец к губам. Но это не помогло. Услышав, что его брат поднялся с места, Симоне медленно открыл глаза и вопросительно посмотрел на Алессио. И тут заметил ее, стоявшую посередине гостиной в шелковом розовом халатике. Симоне нахмурился. И тотчас же щеки его покрылись красными пятнами. В его глазах был немой вопрос. Наконец, поставив свой бокал на низенький столик подле стула, Симоне медленно поднялся.
– Почему ты не в постели в столь поздний час? – проговорил он насмешливо -Ждешь избавления от моей персоны
– Нет, mon cher - Затем, повернувшись к Алессио, сказала: – Алессио, вы не могли бы ненадолго оставить нас? Мне необходимо поговорить с вашим братом.
– Да, разумеется, – поспешно кивнул он.
Алессио вышел из кабинета и тихо прикрыл за собой дверь.
Симоне перевел настороженный взгляд на жену. Затем, не говоря ни слова, сунул руки в карманы и стал покачиваться с каблуков на носки. Воцарилась гнетущая тишина, но он, похоже, не выказывал ни малейшего желания беседовать с ней. Эрин поняла: если она хочет, чтобы их отношения наладились, ей необходимо первой сделать шаг к примирению. Теперь-то молодая женщина знала: любовь не терпит гордости. И сейчас, глядя на него, который стоял перед ней с видом нашкодившего мальчишки, ожидающего наказания, Эрин осознала, что любит этого человека больше всего на свете.
– Ты не мог бы сесть? – сказала она наконец. – Нам надо поговорить.
Он покорно исполнил ее требование, и Эрин присоединившись к нему на софе, положила голову ему на плечо, отчего все тело его задрожало.