Когда я сама стала поднимать этот вопрос, отец обматерил меня за то, что сую нос не в свои дела и мать сухо обмолвилась, что брат живет со своей мателрью. На мои распросы не отвечала даже бабушка. Эта тема старательно обходилась стороной. Сначала мне казалось, что она неприятная и расставание между отцом и его бывшей женой прошло плохо, но потом я поняла, что он и бабушка просто такие люди -- вычеркивают из своей жизни тех, кто не согласился жить по их уставу. Любовь у них наносная, показушная и стоит сделать что-то не по их правилам, как тебя тут же мысленно уничтожают. Ты словно бы перестаешь для них существовать. И обратной дороги нет. Только если ты примешь условия игры и станешь покорной безропотной скотиной. Внучка, как и дочка, рот открывать не должна. Должна работать, рожать детей, которых воспитает не она, а бабушка, потому что внучка должна зарабатывать деньги, а не сидеть на шее. Не умеешь зарабатывать -- батрачь на полях, держи скотину и делай все, чтобы жизнь от восхода до заката проходила со сгорбленной спиной.
Мое желание иметь подруг, ходить с ними на скучные деревенские дискотеки и лузгать семечки на скамейке воспринималось в штыки, подвергалось строжайшей критике и осмеянию. Меня обзывали последними словами, лупили ремнем с таким ожесточением, что пряжка иногда оставляла черные, месяцами не исчезающие следы.
Не вздыхайте, милый доктор, мы были образцовой семьей, которую на школьных собраниях ставили в пример. Все, конечно, знали, что отец выпивает, но он был мастером на все руки, пользовался уважением и считался безотказным и хозяйственным. Мать, по меркам односельчан, шикарно готовила и к ней постоянно обращались с просьбами испечь пирог или помочь с готовкой на поминки, или другие, более веселые праздники.
Мне некому было пожаловаться, не с кем было поговорить. Со временем жизнь достигла масштабов трагедии, но к моменту, когда у меня появилась возможность все изменить, было слишком поздно. Сломленная, морально униженная девочка с нежеланием жить не смогла отыскать в себе храбрости, чтобы поломать собственную клетку. С тех пор, как я думала, ничего уже нельзя было изменить.
Первое время я е упускала случая пожаловаться одноклассникам, но надо мной только посмеивались и убеждали, что счастье и любовь выражаются только в том, что я не голодаю и выгляжу не хуже других. Мое желание поговорить с родителями, добиться себе личного времени и показать им, что я тоже человек, даже детьми воспринималось как блажь. Им легко было говорить, -- родители отпускали их гулять шумной компанией и в четырнадцать они уже жили насыщенной подростковой жизнью, а на меня косились, что я только и умею, что коз доить и на огороде раком стоять. Мне ничего не оставалось, как терпеть.
Неподалеку от нашего дома была спортивная площадка. В советское время пустырь перед ней оборудовали под футбольное поле и ребятня частенько пропадала там. Со временем учителя стали проводить здесь физкультуру, благоустроили подходящие тренажеры, полосу препятствий, лестницы и турники. А поскольку наш забор выходил на пустырь, то неудивительно, что с отцовского разрешения совсем близко построили кирпичный сарай, в котором первое время хранился инвентарь. Чуть позже загородили часть поля и начали устраивать соревнования по борьбе, оборудовали тир с воздушками.
Это было во времена отцовской молодости. Когда я родилась, ему уже было под сорок и молодежь все чаще коротала вечера за выпивкой, а не за спортом. Разруха союза, девяностые...
К момменту, когда я стала школьницей, тир превратился в подобие свободной квартиры. Там собирались послушать и поиграть музыку, уединиться от взрослых, о чем-то пошептаться и не только. Я могла об этом только догадываться. И страдая от одиночества, я ночами сбегала к дальнему углу забора. Если приложить ухо и сидеть тихо-тихо, а дышать пореже, то сквозь смазанные рифы и нестройные голоса можно было угадать слова и даже мотив очередной рок-песни. Мне было до жути интересно, что слушают и о чем говорят. Я представляла себе, что и сама становлюсь частью их мира, -- чужого, непонятного, но такого желанного. Мне нравились местные парни, и я представляла, что могу так же, как и одноклассницы сидеть к ним близко-близко, невзначай прикасаться, а может быть даже и... Неправда! Неправда! Все ложь!
...Я напоминала себе зверька, сидящего в клетке и с завистью смотрящего, как хозяин ластит щенка. Почти такого, как я, похожего. Но его любили, а меня... не знаю. Может быть я просто не поняла этого или вы не могли правильно выразить любовь. Что теперь гадать. Вся моя жизнь сплошная покорность. Вы можете собой гордиться. Я и сейчас не могу шагу ступить ,не представив, что на это сказали бы вы. Осудили? Поняли? Наругали?..