Вот, значит, почему меня засунули в этот пансион… Что ж, я всегда догадывалась, что не была желанным ребенком.
— Вы могли отдать меня на усыновление, — тихо заметила я, на что мама невесело рассмеялась.
— О нет. Не могли. — Налив себе новый бокал вина, мама призналась. — Видишь ли, мы боялись, что ты можешь родиться особенной…
Я выпила в тот вечер вина никак не меньше своей матери, но чувствовала себя куда трезвее её. Сложить «родиться особенной» и «любые дети», было нетрудно.
— У нас что, возможны по роду какие-то генетические отклонения?
— Ага, — кивнула мама. — Именно что генетические.
Она посмотрела на меня и вдруг одним махом выпив весь бокал вина, призналась, что сразу после моего рождения ей перевязали трубы, а отцу сделали вазэктомию.
— Что бы уж точно больше не рисковать, — приподняла вверх ладони мама. — Ты хорошая девочка, Алексис, но я рекомендовала бы тебе сделать тоже самое… И чем скорее, тем лучше.
Она похлопала меня ладонью по щеке, вроде как ласково, но вместе с тем раздражающе — безразлично.
— И тебе, в конце концов, пора что-то делать со своей жизнью. Я понимаю, стресс после окончания школы, желание узнать мир — но тебе пора начать отдавать то, что в тебя было вложено за все эти годы.
— Ты хочешь, чтобы я бросила фотографировать?
— Я хочу, чтобы, если уж ты и не желаешь становиться ученым или работать в сфере бизнеса, ты занималась своей фотографией на приемлемом уровне. Не стоит бегать дворняжкой по грязи, когда можно снимать красивые фотопортреты в прекрасно оборудованной студии. Фотография может быть доходным бизнесом, ничуть не менее значимым, чем живопись.
Это было то, что всегда хотели от меня родители. Чтобы я выглядела респектабельной.
— Потом можешь начать встречаться с одним из финансистов или каким-нибудь владельцем галереи, — заметила мама. — Они, как правило, уже все умудренные опытом, спокойные мужчины, часто разведенные и с детьми от первого брака. Такой не станет ревновать, не будет заставлять тебя рожать — и всё такое, в этом же духе.
— Так про детей, — мой голос не мог не дрогнуть. — Ты это серьёзно?
Мама совершенно трезвым взглядом посмотрела мне прямо в глаза.
— Разумеется. Разве я стала бы подобным шутить?
Я молча кивнула… А потом поняв, что не могу промолчать, всё же спросила:
— Почему ты сказала мне об этом только сейчас? Мне исполнился двадцать один год. Я могла уже двадцать раз родить…
— Надеюсь, это образное выражение, а не проблемы в анатомии и счете, — поморщилась мама. — Что ты от меня хочешь услышать?
— Правду! Почему, если у нас в семье какая-то болезнь — почему ты молчала до этого времени?
Мама пожала плечами.
— Это немного неудобные вопросы, Алексис.
Ага, такие же неудобные, как её нелепая ненависть к стране, в которой она родилась.
— Это касается моей жизни, — парировала я. — Почему вы с отцом всё скрывали?
Мама, снова налив себе вина, невольно посмотрела на меня.
— Потому что мы всё время боялись.
— Чего? — не поняла я. Не сразу поняла. — Ты имеешь в виду…
— Да, — мама, поморщившись, кивнула. — Мы боялись, что эта болезнь может проявиться в тебе. Если не в детстве, то в подростковом возрасте, если не в подростковом возрасте, то…
— …когда у меня появится парень.
— …половой партнёр, — кивнула мама, а затем, запнувшись, вдруг добавила. — Нам повезло, что ты стала встречаться с лаборантом твоего отца. Джош всегда был серьёзным парнем, и мы знали, что он не выкинет никаких глупостей.
— Вроде внезапной беременности.
— Именно, — кивнула мама. — Алексис, не думай, что мы какие-то звери. Наоборот, мы хотим уберечь тебя от всего звериного и неприятного.
— Мам, но ведь случайности происходят… Что, если бы у нас с Джошем случилась такая же осечка, как у вас с отцом? — неприятно было осознавать себя осечкой в контрацепции, но я должна была выяснить всю правду. — Тогда бы вы мне сказали? Или продолжили бы скрывать?
— Если что-то подобное бы случилось, то твой отец готов был самолично сделать тебе аборт. Никто ничего бы не узнал, — мягко улыбнувшись, заметила мама. Она зачем-то потрогала кулон, который они с отцом подарили мне на восемнадцатилетие, и довольно улыбнулась. — Алексис, мы твои родители, мы всегда хотели и хотим тебе только добра.
Я представила себе аборт в качестве подарка на день рождение. И меня тогда затошнило.
А ещё я вспомнила, что примерно такой же разговор у нас с мамой был три года назад, на моё восемнадцатилетие. Отец тогда тоже ушел куда-то в кабинет — сделать неотложный звонок в воскресенье вечером, а мама рассказывала мне, что молодой девушке моего возраста надо не теряя времени строить свою жизнь.