Ммм… я аж зажмурилась от удовольствия.
Эх, мечты, мечты… Но ехать домой всё же было надо— у меня вскоре планировалась четырехмесячная поездка в Иран, следовало и на родине немного побыть. Да и вообще, Риги в моих планах никогда не было — я и так приехала сюда спонтанно, безо всякой причины.
Что касается родителей, то мама, у которой внезапно появилось тревожное предчувствие, меня тоже напрягала… пожалуй, я даже готова была согласиться с Ольгой по поводу моих родителей: в их доме мне надо держать ухо востро. Не то, чтобы они желали мне зла — я думала как раз наоборот, они хотели, чтобы у меня всё было хорошо.
Но как показала практика, их «хорошо» часто не совпадает с моим.
Я уже практически прощалась с Ольгой, когда один из парней службы безопасности, проходя мимо меня, осторожно покосился в мою сторону и произнес что-то по рации, а после отправился к другим пассажирам. Жаль, что гэбэшники разговаривали между собой только по-латышски, поэтому смысла его фразы я не поняла.
—…krievu…
Услышанное больше напоминало какое-то кодовое слово. Или глагол. Криеву, приеду, уеду… А может, у этой фразы вообще было какой-то иное значение? В любом случае, безопасники очень скоро покинули зал вылета, и всё веселье закончилось. То ли нарушитель скрылся, то ли его поймали… Я же благополучно дождалась своего рейса, на котором и вернулась в Лондон.
Понимая, что дома мне предстоит очередной «бой» с родителями, я заранее приготовилась к неприятностям… которые начались сразу, стоило мне только выйти из самолёта.
Во-первых, мои документы проверяли пять или шесть раз. Разные люди. Сначала вместе со всеми пассажирами, затем отдельно, попросив меня открыть сумку.
Вспомнив о том, что латвийские безопасники пытались поймать в аэропорту какого-то англичанина, я жутко испугалась, что этот самый англичанин мог незаметно подкинуть мне что-нибудь запрещённое в вещи.
У меня сердце в пятки ушло от страха!
Дрожащими руками, я открыла сумку и продемонстрировала пограничникам всё свое оборудование и остальные вещи, пытаясь в тоже время выяснить, что происходит.
Меня так даже на территориях, где войны ведутся, не шманали… То есть шманали, конечно, но там ты от людей этого ожидаешь: ты — чужак, женщина, фотограф. Здесь же я прилетела в родную страну из страны, входящий в состав Европейского Союза. И что, собственно, происходит?
Я задавала этот вопрос несколько раз, в ответ получала либо молчание, либо ответные — не связанные с пересечением границы — вопросы, как то: где я отдыхала в Риге, снимала ли я номер одна или с подружкой, бывали ли у меня в номере гостьи.
Затем один из офицеров, проверяющих мою сумку, нашёл в ней футболку со Стичем — героем популярного диснеевского мультика, которую я использовала как ночную рубашку.
— Мы вынуждены будем на время изъять эту вещь, — сообщил один из пограничников. — Вам вернут вашу вещь через пару дней.
— Да что происходит-то??? — Заорала я, теряя терпение.
Нет, одно дело, если бы меня спрашивали о моей последней (предпоследней, если включить в этот список небольшую фотосессию в Париже) работе — в той стране, где я работала до Парижского проекта, заправляли всем необразованные, шовинистически настроенные фанатики. Запрещённая в большинстве развитых стран организация, между прочим.
Если бы мне задавали вопросы об этом, я бы даже не удивилась и сама пыталась бы всячески помочь пограничникам.
Но какое подозрение могло вызвать моё короткое путешествие в Ригу? И зачем… зачем этим людям сдалась моя футболка?
Самое смешное, что после этого меня отпустили.
Просто таки не пограничники, охраняющие покой граждан Объединённого Королевства, а фетишисты какие-то…
Измочаленная долгим допросом и едва живая, я вышла в общий зал, где меня уже встречали родители.
— Алексис, всё в порядке? — спросили мама и отец, вглядываясь в моё лицо. — Твой самолёт приземлился два часа назад.
— Да… у пограничников оказались вопросы.
— Вопросы? — прищурилась мама. — Какие вопросы?
— Разные.
— О чем были эти вопросы? — продолжала допрашивать меня родительница. Обычно я спокойно переносила мамино желание быть осведомлённой (ничего плохого в этом для учёного нет), но не когда меня перед этим целых два часа мучили похожими вопросами на границе. У любого бы после подобного сдали нервы.
— Мам, — вздохнула я тяжело. — Можно не сейчас, а?
— Я просто хочу знать, какие вопросы тебе задавали. Разве так трудно ответить?