Возвращалась я бегом, под доносящиеся из кабинета нечеловеческие вопли. Увидев странную картину, я едва не лишилась рассудка. Сердце упало в желудок, а графин с водой – на пол, но я даже не заметила этого.
Мой цветуечек дотянулся до милых ректорскому сердцу труселей и сожрал уже половину, даже больше. Из пасти торчали оборки одной штанины, а за другую с визгом и воплями цеплялось маленькое лохматое существо. Если память мне не изменяла, существо именовалось шушелем и являлось выходцем из тонкого мира.
Шушель истерил, верещал и пытался спасти труселя, мой цветуй не сдавался и спешно дожевывал свою добычу, а я стояла как столб, понимая, что, видимо, снова придется паковать чемоданы.
Наконец шушелю удалось отвоевать резинку с остатками веселенькой ткани. Ругаясь на своем шушелячьем языке, он забился в угол и принялся так жалостливо подвывать, что мне стало очень стыдно за невоспитанного и прожорливого Васуса, который давился, но все же упорно заглатывал остатки тряпки.
– Что за?.. – раздалось за спиной.
Я вздрогнула, сообразив, что пожаловал хозяин кабинета, и отскочила, зажмурившись. Было очень-очень страшно, потому как я понимала: сейчас будут убивать. По всей видимости, не только меня, но и Васуса, а цветочек я в обиду не дам.
– Твоя герань сожрала Труселя? – подозрительно тихо поинтересовался ректор, а я едва заметно кивнула, не открывая глаз. Руки дрожали, ноги подкашивались.
Чего я не ожидала, так это взрыва хохота, последовавшего практически сразу же.
– Что, твареныш лохматый? – со злорадством поинтересовался ректор. – Лишился своей игрушки! Так тебе и надо, погань пакостливая!
Шушель зашипел так громко, что я открыла глаза и успела метнуть чашку, которую сжимала в руке, в сторону гаденыша, нацелившегося на Васика. Реакция у меня всегда была отменная. Гаденыш увернулся, ректор, как ни странно, тоже.
Шушель распушился, заверещал и кинулся на меня. Я испугалась, но отступить и не подумала. Оттолкнула ректора, который занимал слишком много места, и пошла в наступление, вооружившись шваброй.
– Кыш! Пошел, мерзавец! – орала я. – Нечего где ни попадя свое имущество раскидывать!
Шушель вопил, шипел, но пробраться к цветку не мог, хотя и заходил с разных сторон. Мы, наверное, с ним долго танцевали бы, но ректор сделал едва заметный жест, и твареныш с верещанием исчез в стене.
– Думаю, сработаемся, – резюмировал ректор, когда я поставила швабру в угол и поправила выбившуюся из идеальной прически прядь. – Но герань свою береги. Он не отстанет.
– Так вы же его… того… – Я покосилась на Васика, который приобрел нежно-розовый оттенок, даже клубнички местами проступили.
– Это ненадолго. – Ректор сморщился, как от зубной боли. – Часа через два снова появится и какую пакость учудит на этот раз – неизвестно. Мы с ним почти полгода воюем, и пока счет не на нашей стороне.
– А…
Я не успела сформулировать вопрос, ректор и так понял, что хочу узнать, поэтому сам выложил занятную историю про шушеля и Труселя.
– Нет… с одной стороны, наверное, давно самому следовало их уничтожить… – задумчиво выдал он, рассматривая клочок веселенькой ткани в клубничку, которую не дожевал Васус.
– Трусы? – участливо осведомилась я, напоминая себе, что личная помощница прежде всего должна уметь слушать. Нас так учили.
– Да, их. Но было жалко. Все же столько сил вложено… Душа… опять же, – задумчиво продолжил он и вздохнул. Между темными густыми бровями пролегла складка.
– В трусы? – Я сглотнула. Конечно, работу хотелось очень, но я не нанималась сиделкой к душевнобольному. Судя по воплям, которые ранее довелось слышать в коридоре, он еще и буйный.
– Да что вы заладили: «трусы-трусы»! – взорвался ректор, и я предусмотрительно отступила. – Да, трусы! Это сложнейший экспериментальный образец – пояс верности. Они удобные, натуральный хлопок, безопасные, гигиеничные… Исчезают, когда надо. Эта модель могла бы стать прорывом в артефактике. Я уверен, изобретение пользовалось бы спросом.
– А расцветка и фасон? – не выдержала я, все еще не понимая, зачем ректору академии пояс верности и при чем здесь шушель.
– Расцветка и фасон – отпугивающие! – совершенно серьезно заявил ректор и взъерошил короткий ежик волос. – Кого же на такие потянет? Да и ни одна современная, с позволения сказать, девица продемонстрировать не решится. Так что с расцветкой все нормально. Сам выбирал.
– И за что же вы так жену? – Я не выдержала и проявила женскую солидарность.
– Жену? – Ректор, казалось, искренне удивился.
– Любовницу? – ужаснулась я, осенив себя защитным знаком. Странный мужчина.