Религиозный опыт Аристида
Обратимся к тому, что наиболее интересно. Каким образом можно объяснить это полное доверие Аристида к Асклепию? Позвольте сделать два наблюдения.
Прежде всего, невозможно ни на мгновение усомниться в искренности Аристида. Самого его вряд ли можно назвать привлекательным персонажем. Он невероятно тщеславен, глубоко эгоистичен. Дважды убедившись в том, что Асклепий продлил его жизнь, забрав вместо него сначала его юного сына Гермия (XLVIII. 37-44 К.), а потом Филумену, малолетнюю дочь его молочной сестры Каллитюхе (LI. 18-25 К.), он ни единым словом не сожалеет о смерти этих детей, но считает эту замену вполне естественной, поскольку ведь именно он является фаворитом бога. Кроме того, надо помнить, что эти тесные узы между Аристидом и его богом сводятся большей частью к консультациям о том, стоит ли ему купаться или принять какое-нибудь очищение. Однако эти человеческие недостатки и мелочность духа в целом не объясняют проблему. Перед нами здесь замечательный пример личной религии, личной привязанности к божеству. Неважно, к чему этот союз ведет; важным считается сам факт союза. Следует признать, что Аристид верил всей своей душой в благодатность дружбы с Асклепием. Надо также признать, что он всегда полностью подчинялся богу, даже тогда, когда божественные указания вполне могли показаться экстравагантными или мучительными.
Далее, следует сделать замечание относительно способа подачи предписаний бога. Эти предписания даются во снах. Именно в результате сновидений, случившихся ночью, Аристид убеждает себя в том, что бог рекомендует ему то или иное средство, посылает его в то или иное место, приказывает совершить или, наоборот, не совершать что-то. На первый взгляд, все это невозможно исполнить. Даже если учесть сверхчувствительное воображение, целиком поглощенное единственным объектом, невероятно, чтобы одному и тому же человеку каждую ночь может сниться один и тот же сон: невероятно, например, что Аристид мог видеть каждую ночь бога в облике человека, дающего ему то или иное наставление. На самом же деле, как это совершенно явствует из Священных Речей, Аристидовы сны были достаточно разнообразны. Однако сам он интерпретировал их поутру как предписания бога. Таким образом, несомненно, не сны вели его к вере в бога, но, скорее, его вера в бога обуславливала интерпретацию снов. Вера оказывается первичной.
Дальнейшее различение должно быть проведено между обычной верой, которую Аристид наверняка разделял почти со всеми своими современниками, и той глубинной верой, тем высшим самоотречением, которое определяется у Аристида после какого-то события. Иначе говоря, необходимо различить разные периоды. Сначала был период обычной веры. Затем в какой-то момент наступил некий кризис, повлекший за собой появление абсолютной веры. Начиная с этого времени вся жизнь Аристида изменилась, он стал свидетельствовать об Асклепий, о котором мы узнаем из Священных Речей. Интересно проследить эту эволюцию, которая вводит нас в суть проблемы.
Задолго до того как Аристид почувствовал себя больным, он уже верил в целительную силу Асклепия. Это было общим поверьем в ту эпоху. Аристид вырос в условиях традиционной религии; его отец Эвдем служил священником в святилище Зевса недалеко от фамильного поместья. Гимны Аристида в честь богов доказывают, что он старался поддерживать благочестие своих предков. И все-таки эти гимны, находясь в полном соответствии со стандартной фразеологией, ни в малейшей степени не содержат личную религию. Более того, как убедительно показал Виламовиц,[231] в них нет ни следа какой-то особенной любви к Асклепию. В Гимне Зевсу, написанном задолго до мучительной болезни автора, главный спаситель — Зевс,[232] и Асклепий появляется в нем наряду с Аполлоном, Афиной, Герой и Артемидой как подчиненные Зевсу, «которые лечат тех, кого Зевс уже исцелил».[233] В Гимне Серапису, который, возможно, читали в Смирне вскоре после возвращения Аристида из Египта,[234] Асклепий даже не упомянут — в то время как позже он описывается почти как Сера-пис — ив этом произведении именно Серапис лечит тела и возвращает людям здоровье.[235] Это, конечно, не исключает веру в могущество Асклепия; в конце концов, согласно обычаям времени и традициям этого литературного жанра, было нормой приписывать почитаемому божеству все возможные достоинства; тем не менее Асклепий находится не в первых рядах. Кроме того, стереотипный стиль гимнов достаточно отличается от стиля Священных Речей.
232
XLIII. 30 К. (I. 8, Р. 11 D.): ούτος (Зевс) ... έν δέ νόσοις και πάσιν καιροίς βοηθών Σωτήρ [«Он (Зевс) лечит болезни и как Спаситель помогает во всех тяжелых обстоятельствах»].
233
XLIII. 25 К. (I. 7, р. 9 D.): Ασκληπιός ίάται ους ϊάσθαι Διί φίλ-τερον [«Асклепий исцеляет тех, которых более прилично лечить Зевсу»). Позднее, наоборот, Асклепий рассматривается как обладающий той же силой, что и Зевс: ср. XLII. 4, р. 335. 11 ff. К (VI. 37, р. 65 D.) с коррекцией Виламовица (loc. cit. 345, 1): εί δ' Απόλλωνος παΐδα και τριτόν από Διός νομίζομεν αυτόν (Асклепий), αύθις αύ(τώ) (Wil.: αύ codd.) και συνάπτομεν τοις όνόμασιν (храм Асклепия в Пергаме, 335. 5 К., ср. XLVIII. 45, 78 К.; L. 46 К. [VI. 37, р. 64 D]): [«Если мы его (Асклепия) называем сыном Аполлона и третьим после Зевса, то мы соединяем в нем имена (храм Асклепия и т. д.), поскольку они, с одной стороны, указывают на то, что он — Зевс, а с другой, они свидетельствуют, что он (Зевс) отец и творец всего сущего»] (Зевс). Теперь об Асклепий сказано (335. 8): [«Он руководит и властвует всем, он спаситель всех и хранитель бессмертных... спаситель сущего и всего, что в нем рождается»] См. также L. 45 К. о подношениях Асклепию ώς δή Διί [как Зевсу].
234
XLV. 13 k. (VIII. 50, р. 87 D.) εύχήν άποπληρουτας έπειδήπερ εσώθημεν [«мы воздали молитву после нашего исцеления»]; ср. Wilamowitz, 339.
235
XLV. 18 К. (VIII. 52, р. 89 D.): τό δέ σώμα ύγίειαν διδούς σώζει [«даруя здоровье, он исцеляет тело»), и XLV. 34 К. (VIII. 56, р. 97 D.): τα νυν μά. πρόες με, άλλ' άνάσωσον [«В этом положении не оставь меня, но исцели»]. Ср. А. Höfler, Der Sarapishymnus des Ailios Aristeides, Tübinger Beiträge 27 [Stuttgart, 1935] 46 ff., 71 ff.