Сомнений в том, что колдовала не Гертруда, у меня не было. Магия, рассыпанная щедро фон Ройссом, была определенно мужской и заточенной исключительно под его потребности. Вероятно, не просто так ходили слухи, будто, оказавшись в доме маркграфа, ни одна девица не могла ему отказать. Завороженные колдовской силой, девушки сами шли в широко распахнутые объятия фон Ройсса, и только потом, покидая уже его владения, понимали, что натворили.
Я усмехнулся. Да уж, неплохое наследство досталось Гере, но как же оно нуждалось в очищении!
Впрочем, девушка сделала всё, что могла. В обжитых ею комнатах было уютно, и Гертруда постепенно, миллиметр за миллиметром освобождала, очищала от чар маркграфа принадлежащее теперь ей поместье.
— И тебе не надоело? — проскрипела над ухом Берта. — Ходишь и ходишь! Она ещё тебе ни да, ни нет не сказала, может, вылетишь вон из этого поместья, аж засвистит за тобой!
— Не вылечу, — усмехнулся я. — Она согласится.
— И с чего ты так уверен?
— Она ведь не дура, — пожал плечами я. — Столько всего вложила. Разумеется, когда доберется обратно домой, поймет, что это место дорого ей обошлось. Не отказываются ведьмы просто так, по щелчку пальцев, от своего дома.
— Много ты знаешь!
— Уж побольше твоего.
Слукавил на самом деле, Берта-то прожила куда дольше, чем я, но возражать она почему-то не посмела. Только щелкнула клювом и недовольно отвернулась, всем своим видом демонстрируя, что жутко возмущена моим похабным поведением.
Я усмехнулся. В том, что мой фамилиар простит меня уже спустя несколько минут, сомневаться не приходилось, а вот долгое отсутствие хозяйки поместья, если честно, смущало.
Разумеется, я наводил о ней справки. Только последний дурак прибыл бы к почти незнакомой девушке, с которой сталкивался только когда пытался её сжечь, и даже не поинтересовался, одинока ли она или, может, давно замуж вышла. Но фрейлейн Гертруда Аленауэр, заявил мне один крайне любопытный бюргер из соседнего городка, седьмого числа дверь не открывает, а пятерых женихов в другие дни с лестницы спустила, пальцами щелкнув, а вообще одна да одна! И птица у неё есть, пылающая, видать, жених её заколдованный ведьмою коварной.
Ну конечно. Пока сплетники выговорят слово "фамилиар", у них и язык заплетется, а обозвать его суженым-ряженым — проще простого. Ну, а что пылающая птица больше на петуха обыкновенного похожа, так фантазия-то народу на что? Додумали!
Мне же было прекрасно известно: ведьмы старше двадцати, особенно которые ещё девицы, получают в наследство от старшего поколения дату, когда суженого своего встретят. Должно быть, нагадали Гертруде, что истинная пара её найдется какого-нибудь седьмого числа каждого месяца.
Я ещё тогда подумал, если откроет, значит, судьба.
Не прогадал.
Берта завозилась на плече, и я тоже насторожился. Рядом потянуло магией, яркой, сильной, но определенно куда более светлой, чем основной рабочий фон. Значит, вернулась всё-таки… Интересно, одна, или таки привела "суженого" своего в виде какого-нибудь деревенского идиота?
Я, не став тянуть, уверенно направился в обеденный зал, надеясь, что телепортация приведет Геру именно туда. Интересно было увидеть её первую реакцию. Она ведь поняла, что я — колдун?
Если не дура, поняла.
Хотелось бы верить, что не дура. Я себе с трудом представлял, как можно провести всю жизнь под одной крышей с глупой женщиной. А разговаривать с нею о чем?
Вспомнились почему-то слова покойного маркграфа…
— С женщиной не разговаривают, — перекривил я, ускоряя шаг. — Женщину…
— И что же ты собираешься делать с женщинами?
Я стремительно обернулся.
Гертруда стояла у меня за спиной, как будто выскочила из какого-то коридора. Злая, как сто инквизиторов, у которых из-под носа увели ведьму, она смотрела на меня так, словно собиралась проявить все свои боевые навыки. Но нападать, тем не менее, не спешила. Вспомнила о том, что в мире есть такие понятия, как осторожность и осмотрительность.
Нет, такую упускать нельзя!
— Замуж звать собираюсь. Тебя, — легко ответил я, решив, что рассказывать версию маркграфа не стоит, информация точно не для ушей Гертруды. — Так что, ведьма, определилась ты наконец-то, что делать будешь? Пойдешь замуж?