— Ты надеешься стать отцом самых могущественных детей на свете? — хохотнула Берта. — Думаешь, действительно…
— Прекрати, — мой голос прозвучал достаточно строго, чтобы она всё-таки умолкла. — Ты прекрасно знаешь, на что я надеюсь. И знаешь, что мне не нравится в этой ситуации.
— Людвиг, ты параноик, — спустя две или три минуты произнесла она. — Ну, допустим, связаны вы этой самой нерушимой нитью. Ну так что мешает вам в самом деле пожениться и счастливо жить себе? Она вроде уже не дергается, её перестало смущать то, что ты инквизитор и вроде как должен был её убить. Всё нормально. Она кажется мне нормальной, приятной девушкой…
О да. Мне она тоже казалась нормальной, приятной девушкой, но Гера до сих пор сомневалась. Если б я смог найти доказательства того, что истинная пара — это про чувства, а не про влечение из-за собственной магии! Но я сам не был уверен в том, что сила, немыслимо тянувшая меня к Гере, имела что-нибудь общее с моими чувствами или хотя бы разумом. С самой юности всех колдунов и ведьм учили тому, что истинная пара — это то, что в первую очередь может разрушить их жизнь.
Почему-то вчера, когда Гера, поднимая на меня взгляд, будто умоляла, чтобы я не спрашивал её об истинной паре, я поверил её словам. Был уверен в том, что наша связь всё-таки существует. Но мне было бы куда проще считать, что Гера до сих пор так и не встретила своего истинного.
Тогда она меньше боялась бы. И не списывала все чувства, которые возникали между нами, на дурацкое, предопределённое чарами влечение.
— Ну так поговори с ней об этом! — не удержалась Берта. — Расскажи ей о последствиях. И тогда она точно не совершит никакую глупость!
Я скривился. Не совершит никакую глупость? Как раз наоборот.
Когда-то, когда маркграф фон Ройсс пытался убедить нас, инквизиторов, в том, что его стоит пощадить, он разбрасывался пророчествами направо и налево. Не факт, что он опознал во мне своего дальнего родственника, но я никогда не забуду, как он сжимал моё запястье и смотрел в глаза. Его магия, клубами вившаяся вокруг, была черной, маслянистой и дурманящей, и я тогда ещё пожалел всех женщин, которым приходилось иметь с ним дело.
Фон Ройсс будто отравлял их изнутри. Сколько несчастных после того, как связались с ним, больше не смогли встретить свою любовь? Маркграф будто привязывал их к себе, а потом вместе с этими путами выдирал и всякую способность любить. Мать Геры вот так и не встретила своего возлюбленного, продолжила шататься по миру.
Может, я зря винил в этом маркграфа, она и сама могла быть далеко не большим подарком судьбы, но факт оставался фактом. Я впервые был настолько впечатленным чужой магией, впервые чувствовал, что меня заворожила неведомая прежде сила.
И я отлично, слово в слово, помнил пророчество маркграфа.
Чем сильнее связь истинной пары, тем хуже её разрывать. Чем взаимнее ваше притяжение, тем труднее понять, что чувства, а что просто зов магии. Если вы боитесь стать пленниками своих чар, вы никогда не будете вместе. Если вы не будете вместе, она останется пустой, как иссушенная земля, а твоя магия, как моя, будет оставлять чернильные следы на каждой из женщин, к которой ты прикоснешься. Если не встретишь её, останешься одиноким, если столкнетесь и разбежитесь, будете ядовитыми, как я, оба…
Я много читал об этом. Пророчество маркграфа больше походило на проклятье, и я понимал: чем сильнее между мною и моей избранницей будет связь, тем сильнее последствия, если мы вдруг разойдемся. Если Гертруда говорила правду, и наша связь взаимна, у пророчества фон Ройсса есть все шансы исполниться.
А у нас — все шансы превратиться в ядовитых чудовищ вроде фон Ройсса.
Интересно, он понимал, что проклинает собственных наследников? Родную дочь и того, кто унаследует его титул? Вряд ли. Ему просто хотелось расплескать свою темную магию, передать её кому-то. Я не сказал об этом Гере, не желая связывать её ещё большими обязательствами, а теперь жалел о том, что был не до конца искренен — наверное, потому, что сам сделал себе только хуже.
Раздался тихий стук в дверь, и я, вздрогнув, поспешил захлопнуть книгу и спрятать её в ящик стола. Ещё не хватало, чтобы кто-то увидел, что я читаю. Гера и так сомневается в каждом слове, а теперь что? Решит, что обязательств станет ещё больше, и просто убежит?
— Открыто, — окликнул я, взмахом руки приотворяя дверь, и в комнату заглянула Гертруда.
— Можно? — поинтересовалась она, несмело улыбаясь. — А то у меня маленькая проблема.
— Заходи, конечно, — я поднялся со своего стула и шагнул Гере навстречу. — Что случилось?