Тесто, ощутив мой гнев, выскочило из-под скалки и бросилось на Зигфрида, собираясь заставить его заплатить за произнесенную похабщину. Зиг задергался, пытаясь избавиться от сдерживающего его липкого теста, но выбраться из него не мог.
Вопли стали тише, потом птица и вовсе умолкла — очевидно, это он так пытался притвориться мертвым и заставить себя его пожалеть. Но я прекрасно знала, что убить феникса тестом невозможно, как ни старайся, и со спокойной улыбкой на устах наблюдала за тем, как Зиг, подергавшись, затих.
Запахло паленым — сгорает! Что ж, значит, мой расчет был верным!
Через несколько минут, когда тесто подрумянилось и собиралось уже подгореть, я взяла скалку и осторожно ударила по фигурке птицы, полностью скованной тестом. То раскололось на мелкие кусочки и осыпалось на стол вполне пригодным, хоть и бесформенным печеньем, а Зигфрид, полностью обновленный и уже с полноценным хвостом, взмыл под потолок.
— Издеваешься, ведьмачка! — возмутился он. — Вот так всегда! Заколдуют, надругаются, а потом ещё…
Очевидно, я узнала бы о себе ещё очень много нового, но Зигфрида прервал громкий стук в дверь. Во входную, между прочим.
Это ж как надо стучать, чтобы я аж с кухни услышала?
Гостей мы с Людвигом сегодня точно не ждали, но я теперь уже не боялась открывать дверь — во-первых, не седьмое число, а во-вторых, мой суженый давно уже при мне. Не сказать, что он так уж меня полностью устраивает, но ничего. Бывает и гораздо хуже. Этот молод, привлекателен, связан со мной теми же узами, что и я с ним.
И фамилиар его моему приглянулся.
Отряхнув платье от муки, пачкавшей всё вокруг даже тогда, когда тесто месило заклинание, а не я своими руками, я отправилась открывать дверь. Стук повторился, до того громкий, что мне аж захотелось зажать уши руками, и я взмахнула рукой, впуская неведомого гостя в дом.
Дверь распахнулась настежь, и Иоганна — а стучала именно она, — попала кулаком по пустому воздуху и завалилась внутрь, едва не зарыв носом.
— Ты? — удивилась я, глядя на подругу. Вот уж кого не ждала, так это её!
Иоганна и Барбара всегда были очень близки друг с другом. Я же для них — всё равно чужачка, хоть и жившая здесь уже неполные два года. А поскольку Барбара уже совершила неудачную попытку соблазнения моего жениха, ждать от Иоганны ничего хорошего не приходилось.
Вот и сейчас, чувствуя на себе пристальный, внимательный взгляд ведьмы, я с трудом заставила себя взглянуть на неё с улыбкой и скрестить руки на груди.
— Что привело тебя в мой дом? Ты получила приглашение на свадьбу? — довольно мягко поинтересовалась я, надеясь на то, что звучит не слишком язвительно как для приветствия.
Иоганна выпрямилась, будто пытаясь напомнить о том, что ей и физической силы не занимать, хрустнула пальцами и приветливо мне улыбнулась. В её темных глазах плескалось что-то среднее между недовольством и сочувствием.
— Ох, сестренка, — не в меру горестно произнесла Иоганна, словно забыв о том, что тема братьев и сестер для меня несколько болезненная. — Да, приглашение на свадьбу я получила, но, к сожалению, не оно, а печальная весть заставила меня прийти к тебе в дом.
Я насторожилась. Пафосные речи были совершенно нехарактерны моим подругам, и то, что Иоганна так выражалась, ни о чем хорошем не свидетельствовало.
— А поконкретнее?
— Ты же знаешь, — провозгласила Иоганна таким голосом, как будто собиралась сообщить мне о предстоящих смертях всей родни, о которой я знаю, да и о которой я слыхом не слыхивала. — Ты же знаешь, что я нахожусь в дружеских отношениях с нашим почтальоном…
— Знаю, — кивнула я.
Он её замуж уже три раза звал, да только она так и не приняла это не в меру щедрое предложение. Говорила, что заслуживает кого получше, а точнее, побогаче и породовитее.
Наш почтальон, обладатель фамилиара-голубя, был мужчиной средних лет, крепким, довольно неглупым и обладающим довольно сильной родовой магией. Почему он решил применять её именно для рассылки писем по всей стране, я понятия не имела, но знала, что деньги он получал не такие уж и плохие за срочную доставку корреспонденции.
По крайней мере, его письма никогда не блудили.
По нашему поселку он любил разносить всё самостоятельно. Заходил в гости, чай пил… Начинал, разумеется, с Иоганны. Изредка, раз в месяца полтора, добирался и до моего поместья, рассказывал о том, что при маркграфе ему жилось не очень. Писем мне почти никто никогда не писал, а если и писали, то приходили благодаря почтальону слишком поздно.