Он еще долго развивал эту тему, а я старался не пропустить ни одного слова: быть неудачником еще и в этом - последнее дело. В конце концов его красноречие иссякло, и он предложил заглядывать, если будут проблемы.
В то время мы с друзьями любили проводить время в компании с девицами, но я себя берег, следуя заветам старого мудрого еврея, как хрустальную вазу, я не хотел в постели никаких проблем. Я понимал, что нет ничего лучше хорошего секса, и нет ничего хуже плохого. Я стал осторожен, брезглив и привередлив. Женщину, с которой собирался провести ночь, я даже, стараясь не привлечь к этому внимания, мог и обнюхать: ничто не должно было выбить меня из колеи. Если по каким-то причинам я чувствовал, что сегодня не мой день или женщина просто-напросто не возбуждала меня, то без зазрения совести мог убрать пальчики со своей ширинки и спокойно сказать:
- Извини, дорогая, но сегодняшнюю ночь я договорился провести в планетарии.
Или так:
- Жалко, но на сегодняшнюю ночь у меня несколько другие планы, и я не могу их менять.
Я старался не повторяться, и хотя фразы чаще всего были совершенно дурацкими, но действовали на девиц безотказно, и меня оставляли в покое. А ребятам в те дни, когда меня никто не заинтересовал, мог задумчиво сказать следующее:
- К сожалению, сегодня не вижу ни одной дамы, ради которой хотелось бы совершить пару - тройку подвигов.
В этом месте следовало расхохотаться. Обычно мой смех подхватывали. Позднее я стал подозревать, что моими фразами стали пользоваться другие. В этом не было ничего удивительного, все мы тут были одинаковыми.
- Эстет, мать вашу, - сказал бы старлей и ухмыльнулся, - истинный эстет...
В эту ночь мое тело сошло с ума и не слушалось меня. Оно не хотело расставаться с Алей. Я никак не мог закончить того, что начал. Измучил ее, измучился сам, но все было бесполезно. Я никак не мог прекратить все это, и в какой-то момент мне показалось, что я обезумел. В конце концов мне удалось остановиться. Опустив дрожащие ноги с постели, встал, собираясь принять холодный душ. Аля вцепилась в мою руку и не отпускала, ей не хотелось ни на одну минуту остаться одной.
- Тогда помоги мне, - устало сказал я.
- Как? - спросила она одними губами.
Я объяснил, и через пару минут все было кончено. Когда я, наконец-то, открыл глаза, то увидел, что она с тревогой всматривается в мое лицо.
- Что это было?
- Французы говорят, маленькая смерть, - ответил я как можно беспечнее, делая вид, что не понял вопроса.
Затем прижал Алю к себе, и мы долго лежали, успокаиваясь, но ко мне успокоение не приходило - я по-прежнему дрожал.
Что бы ты сказал обо всем этом, доктор? Но поговорить с ним возможности не было, если бы даже очень захотел: старик уже давно лежал на кладбище рядом со своей не Богом данной женой Розой.
Некоторое время спустя мы с Алей стояли у окна, за которым, как она думала, находится Бог, и я держал ее за руку. Наверно, такими когда-то стояли перед ним Адам и Ева, нагие и смиренные.
- Господи, - сказал я, - знаешь, я тебя никогда ни о чем не просил, но сегодня прошу. Сделай, пожалуйста, так, чтобы до конца жизни я не пожелал другой женщины.
Она прижалась ко мне, я ее обнял. Ночь еще не кончилась, и я снова и снова умирал от невыносимо жгучего желания, сходил с ума от какого-то совершенно щенячьего обожания своей женщины и неконтролируемой всепоглощающей страсти.
Утром я не разрешил Але встать и проводить меня, потому что боялся увидеть, что с ней сделал.
- Алечка, - сказал я, присев на кровать и целуя ее ладошки, - все решено, подожди всего неделю, я приеду.
Мне не хотелось расставаться с ней до конца жизни, и я верил, что так и будет.
ОНА
Семь ночей я провела в его постели, пользуясь вместо ночной рубашки его любимой серой футболкой. Это были прекрасные ночи, я словно купалась в его запахах, чувствовала себя восемнадцатилетней и делала то, на что, казалось, была уже неспособна: я мечтала.
Он не приехал. Восьмую ночь и все последующие я провела дома.
ОН
Чем дальше я удалялся от Городка, тем больше меня терзали сомнения в правильности принятого решения. Я полюбил ее, чего скрывать, и уже это не давало мне права сделать Алю несчастной. Сколько мне еще было отпущено? Год, два, три? На большее я не надеялся. Она ничего не знала обо мне, моей жизни, и вряд ли было правильным взваливать хоть что-то на ее плечи. Она видела меня таким, каким, как мне казалось, я не был; знала обо мне то, чего я не знал о себе сам; вызывала во мне такие чувства, на которые я никогда не был способен ни в молодости, ни сейчас.
Когда я был рядом с этой женщиной, то становился совершенно другим человеком, который, несомненно, был во много раз лучше меня настоящего. За эти дни я пережил и прочувствовал так много, что воспоминаний хватит до конца жизни. Я даже и не надеялся получить от судьбы такой подарок. Единственное, чего мне хотелось, так это встретиться еще раз и попробовать объяснить все. Дерьма в жизни Али было много, и я не хотел быть худшим из него. Короче говоря, сказка была прекрасной, но жаль, что ужасающе короткой.
Правда, я не знал, как с этим жить дальше.
ОНА
Он появился через три месяца. За это время в моей жизни произошли большие перемены.
ОН
Я зашел в свою бывшую квартиру, оставил там сумку, потом позвонил Ивановне. На счастье, старушка была дома и впустила меня, но с таким видом, что я сразу понял, что век бы она меня не видела и от этого не заплакала. Я вежливо поздоровался, протянул ей довольно крупную купюру и поблагодарил за то, что присматривала за квартирой. Никто ее не просил этого делать, да она и не делала, но надо же было как-то начать разговор. Однако Ивановна молчала, и мне пришлось положить еще одну, потом еще. В своем воображении она, наверно, уже подсчитала, что сможет купить внукам на неожиданно свалившиеся немалые деньги, и уже не могла от них отказаться.