Если же получилось у него чуть-чуть не так, как он задумал, всё: "По другому надо!". И готовую печь, которую не один день складывал, до основанья разберёт, как бы его кто не отговаривал. Кому-то это хорошо лучше некуда, а он знает: "Нет, моя. Печку-то переделать надо..." И снова всё, с самого начала, кладёт, а то бывает, что и по третьему разу - "Нет, моя! Тяга не та..." И я чувствую: с годами во мне его гены так просыпаются! Ощущаю, как дышит дерево, как дышит камень. Строю... Очень люблю строить.
Я бываю на его могиле в Забайкалье. Пока человек хранит в себе прошлое, он - человек. А тот, кто выстрелил в прошлое из ружья - в своё ли прошлое, или в прошлое своей страны, - в того будущее выстрелит из пушки, это общеизвестно. Таков закон природы. И забывать свои корни - самое великое преступленье человека перед самим же собой.
У меня - хорошая корневая основа. Вот чем я счастлив. С такой основой можно было проходить через то, что выпало. Испытания и посылаются как раз по силе, которая тебе от природы дарована. Чем тяжелее испытанья - значит, тем большей силой ты и наделён. Вот какую закономерность важно вовремя понять. Тогда и роптать будет не на что. Через какие испытанья проходит Россия! По силе своей - проходит. Ни одна бы страна такое не вынесла. И такого опыта, такого дара прозрения - ни одна другая страна обрести просто не смогла бы, как наша. Её судьба и сказывается на непростой судьбе каждого простого русского человека.
Раз ты русский - значит, ты человек очень непростой судьбы. Ты идёшь путём своей самой духовно сильной страны. Испытания посылаются соответственные нашей силе, во имя великих будущих прозрений...
Все главные жизненные уроки - они нам даются уже с самого детства. Они в судьбах наших близких отпечатаны. Надо только научиться считывать их внимательно... Вот, было их на свете три брата. Мой отец, Яков Николаевич, - младший. Дядя Саша - средний. А старший брат дядя Архип был; огромного роста богатырь двухметровый, мощный. Однажды он лошадей перегонял из одного посёлка в другой - вёл четырёх лошадей по первой пороше, по слабому первому снегу. И стая волков тут напала. Хорошо, что был у него под рукой тяжёлый капкан. Началась схватка. Одну лошадь они сразу загрызли. Дядя Архип в драке волку пасть руками разорвал. Но второй вцепился ему в шею - бешеный оказался.
Тут вовремя народ какой-то подоспел из села, с криками - с батогами, с мотыгами. И волки ушли. Дядю Архипа полумёртвого сначала домой внесли, потом на санях в районную больницу повезли. Отец рассказывал, что оклемался он там только месяца через два. Встал. И дядя Саша, средний брат, на радостях, что старший выжил, бутылку самогона достал. Через забор в больницу перелез, и там они выпили вдвоём. А пить-то нельзя было... И вот, на глазах у дяди Саши, дядя Архип погибает: пена изо рта пошла. С тех пор отец мой и дядя Саша были вечных два врага. Никак не мог отец дяде Саше простить, что погубил он брата... Вот такая история.
И часто видишь: богатырская сила даётся нашим людям. А теряем мы этот дар очень легко. Не благоговеем перед даром, которым наделены. Плохо собой и близкими нашими распоряжаемся: подчас без толку, без смысла. Искренний порыв для нас - первое дело. А вот забота друг о друге на второй план уходит... И в кручину тоже легко впадаем.
Наверно, у всех бывают моменты слабости, когда что-то не получается. Когда жизнь не мила, и кажется, что цена ей - копейка: нечем дорожить! Хочется плюнуть, бросить всё, уйти... Тогда-то и помогают воспоминания детства. Того самого - голодного, полувоенного. Они нас хранят, такие воспоминания. Не дают изменить себе...
Потом судьба отца складывалась так. От нас с мамой он уехал в село Бургень, а затем обосновался в селе Шишкино. Жил он там все оставшиеся годы с Ольгой Егоровной Даниловой и её двумя детьми. Совместных детей у них не было.
Много лет проработал отец заведующим отделом кадров в совхозе Шишкинский, был председателем профсоюзного комитета. Там до сих пор вспоминают, как ходили к нему за советом, за помощью, если кому бумагу какую надо было написать. Сожалеют: "Вот, не стало Якова Николаевича, и грабли теперь только железные. А он мастерил удобные, с деревянными зубьями, чтобы сено сподручней было сгребать". И гречишный мёд вспоминают. Отец летом жил на пасеке, которую содержал в большом порядке. Я был там в 1962-ом году... Пчёл отец очень любил, знал все премудрости ухода за ними.
Мы были с ним привязаны друг к другу. Телепередачи с моим участием, фильмы, в которых я снимался, он не пропускал. И не дожидался, когда картина пойдёт в сельском клубе. Ехал на автобусе в город Читу утренним рейсом. Смотрел там по нескольку сеансов подряд в кинотеатре "Родина". И всегда при этом плакал. Возвращался домой под вечер... И вырезки из "Советского экрана" хранил.
Умер отец, когда было ему 83 года. Он снился мне последние годы. Но на похороны отца приехать я не смог - сам болел в то время. Побывал в его доме позже, взял на память отцовский столярный инструмент. Съездили мы на могилу. Посидели, поговорили, помянули по русскому обычаю.
Со временем в могильном холме образовалось несколько ямок, там поселились дикие пчёлы.
РЕМЕСЛУХА, ГДЕ ВЫДАВАЛИ ТЕЛЬНЯШКИ
После седьмого класса уговорил я всё-таки маму переехать во Владивосток, чтобы мне потом в мореходку поступить. И мы, взяв два наших чемоданчика, - больше у нас ничего не было, - уехали. К морю.
Но мне не хватало для мореходки одного года. Пришлось пойти в ремесленное. Я выбрал то училище, где учащимся выдавали тельняшки и которое находилось на горе бухты Диамид. А это - ворота в открытое Японское море. Теперь можно было в свободное время убегать на берег - бродить, сидеть, смотреть в даль, встречать и провожать океанские лайнеры.
Учили там, в РУ-10, рабочим специальностям: на сварщика, на слесаря, на вальцовщика, и стригли новичков наголо. Что такое "ремеслуха", знает, кто её прошёл. Вот где дедовщина была! Ничего - прятались, когда воспитатели, педагоги уходили домой на выходные и когда старшие ребята становились хозяевами над младшими. Были там разные охотники покомандовать - из переростков, второгодников: "Давай, лысый, гони, чтоб через час бутылка была". И бегали, даже по ночам, при этом денег на водку никто, конечно, не давал. В лучшем случае сунут тебе двадцать копеек, и доставай, как хочешь. У своих ребят деньги занимали. Собирали. Какие-то заначки в ход шли. Не побежишь, не принесёшь, значит ты получишь: изобьют до потери сознания - да и всё.