Он, как всегда, выглядел потрясающе. Я сказала ему об этом. Вилли никогда не делал никаких попыток сблизиться со мной. Конечно, он мог оказаться голубым, но я так не считала. Я чувствовала, что он ничего не хочет, потому что это дало бы мне превосходство в наших отношениях. А он хотел сохранить их сугубо в рамках бизнеса. И те тысячедолларовые бумажки, которые падали в мой карман, были очень славные. Моя жизнь мне нравилась.
Вилли пил содовую, я потягивала мартини и рассказывала ему о большом исследовательском контракте, который правительство заключило с лабораторией Макхортла: создать пилюлю, могущую, как предполагалось, сделать солдат агрессивными.
— Отлично, — сказал Бревурт (его любимое словечко). — Он упоминал какие-нибудь ингредиенты?
— Тесто… и что-то там еще.
— Тестостерон?
— Да, именно так. Они называют это ЖАВ-таблетка.
— Ага, — сказал он. — Продолжай расспрашивать его об этом, Джесс. Это великолепно. Если они в самом деле создадут ЖАВ и ты сможешь достать образец, то получишь за это очень большие „бабки".
— Однако это важно, не так ли? — улыбнулась я.
— Ты даже не представляешь, насколько важно, — ответил он.
После того как этот проныра уехал, я сделала себе новый коктейль, села и стала думать, не совершаю ли я ошибку. Вдруг он действительно продает мою информацию России или какой-нибудь другой стране? Хотя какого черта меня должно это волновать?
Все это связано с проблемой выживания, а выживание означает деньги. Я отлично поняла это, когда мне было четыре. И, поверьте, только те люди, у которых есть деньги, могут позволить себе думать о морали. Все остальные, грязные, опустошенные, униженные, такие, какой была я, воспринимают мораль как пустую шутку. Чтобы выжить, вы должны царапаться, кусаться и рыть землю ногтями.
Я ничего не имела против Мервина Макхортла. Он получал то, что хотел. И я получала то, что хотела. Это был жестокий бизнес. Такой, какой у меня был с Вилли-пронырой.
10
Честер Бэрроу
Иногда мне кажется, что я могу убить их. В ситуации, как сегодня за ужином. Мама положила отцу жареную морковь — он ее терпеть не может. Мама знает это. И тем не менее она вывалила ему на тарелку полную ложку моркови и сказала:
— Ешь.
Он не возразил ни словом, ни жестом, а стал послушно жевать. Каким же слизняком был мой отец! После этого они вообще больше не говорили, поэтому я поднялся и вышел из-за стола.
— Куда это ты собираешься? — взвизгнула мать.
Я молча выскочил из дома.
Я направился было к Эрни, но свет в его доме не горел. Тогда я вспомнил, что они всей семьей собирались пойти в кино. Мои родители никогда не брали меня в кино. Но мне на это наплевать.
„Чем бы заняться?" — подумал я. Вообще, у меня было задание: я должен был написать сочинение по книге „Том Сойер", но мне не хотелось возвращаться домой. Отец, должно быть, опять заперся в своей лаборатории, а мама сидела в гостиной и смотрела один из ее тупых фильмов про кинопутешествия. Они даже и не узнали бы, что я пришел. Им все равно.
Болтаясь по улице, я увидел Таню Тодд, сидящую на ступеньках ее дома. Она на год младше меня, но девчонка что надо. Почти каждое утро мы вместе ездим в школу на автобусе, но из-за разницы в возрасте ходим в разные классы. Зато мы оба являемся членами „Клуба натуралистов".
— Привет, Таня, — сказал я и сел рядом с ней.
— Привет, Чет, — кивнула она.
Мое настоящее имя — Честер, но я люблю, когда меня называют Чет, это звучит лучше.
— Почему ты сидишь здесь? — спросил я.
— Просто так, — вздохнула Таня. Затем, помолчав, добавила: — Семейные причины.
— А-а-а… У меня то же самое. Иногда взрослые ведут себя как полнейшие идиоты.
Таня ничего не ответила, однако боковым зрением я заметил, что она плачет. Она не издавала никаких звуков, но ее лицо было мокрое от слез.
— Эй! Ты не должна этого делать.
— Я не могу удержаться. Они ведут себя так, как будто ненавидят друг друга.
— Понимаю. Мои тоже. Ты знаешь, меня всегда удивляло, какого черта они поженились?
— Ты не должен ругаться, — сказала Таня.
— Черт — это не ругательство. Это просто слово. Я знаю несколько настоящих ругательств.
— Чет, прошу тебя, я не хочу их слышать. Мой отец иногда ругается — тогда я затыкаю уши.