Он улыбнулся:
— Может быть, ты и права. Мы все психи.
— Так кого же считать нормальным? — спросила я, но он не ответил.
Чес не включил лампу, и студия была наполнена сказочным светом заходящего солнца. Он был какой-то дивной расцветки: пурпурный, немножко серебристый, а в большинстве своем розово-лиловый. Казалось, воздух даже благоухал этим светом. Это создавало потрясающий приятный эффект теплоты и доверительности.
— Он поцеловал ее, — сказал Чес низким голосом, — Чет поцеловал Таню, и ей это понравилось. Это нормально?
— Хорошее начало, — ответила я.
Опять мы какое-то время сидели в тишине. Каждый думал о своем. Это был тот редкий момент, когда чувствуешь себя с кем-то настолько хорошо, что даже не хочется говорить. Затем я повернулась к нему и сказала:
— Я люблю тебя, Чес.
Мне казалось, что он никогда не ответит. Но наконец Чес произнес:
— Я этого не заслуживаю.
Эти слова буквально взорвали меня.
— Перестань! — возразила я сердито. — Сейчас же перестань. Дай мне решать, заслуживаешь ты этого или нет. Я тебя люблю.
Он засмеялся, его смех был немного грустным.
— Хорошо, доктор, — сказал он.
Я терпеливо ждала, зная, что Чес попытается объясниться. Он был честный человек, и это в самом деле было так.
— Ты знаешь, что я хочу, — произнес он наконец, — но это не только секс. Секс лишь одна часть моего желания. Все, что у меня есть, все, что окружает меня, — это достаточно для меня непросто. Когда со мной случилось то, что случилось, я думал, что, наверное, мне стоит умереть. Это была даже не боль, это был шок. Я посмотрел вниз и увидел, что у меня нет ног. Тогда я захотел встать и уйти, чтобы умереть. Мне казалось, это так просто — встать и уйти. Но это было не просто. Это было очень не просто, потому что мне нечем было идти.
— Чес, смерть или любовь — это для тебя одно и то же?
— Нет, конечно, нет. Я просто пытаюсь объяснить, что желание идти намного проще, чем все остальные. Понимаешь, я сильно хотел, но не смог. И так получилось, несмотря на то, что я старался изо всех сил. А потом я пытался умереть и тоже не смог: мое тело отказалось мне подчиниться.
— Это инстинкт, направленный на выживание.
— Это вы так говорите, доктора, но это подразумевает боль и несчастье. И теперь образ жизни, который я выработал для себя, оптимален в данной ситуации. А любить меня — это означает боль и несчастье. Будь честна, ты и сама знаешь это.
— Но это также означает выживание.
— Включи свет! — закричал он. — Черт возьми, здесь невыносимо темно.
Я включила светильник, и Чес отвернулся от меня. Мне показалось, что у него на глазах блеснули слезы.
— Ты должен был поговорить со мной об этом, пока ты проходил курс лечения, — сказала я. — Если ситуация такова, значит, мне не удалось тебе помочь.
— Как раз наоборот, — возразил он. — Может быть, единственная причина, по которой я еще держусь на плаву, заключается именно в том, что я прошел лечение. Твое лечение.
— Я знаю, как тебе сейчас трудно. Но любить — это значит очень многое преодолевать в себе. Это значит отдавать часть себя другому.
— У меня нету части, которую я мог бы отдать, — глумливо сказал он, глядя на свои обрубки.
— Послушай, — не сдавалась я, — все это означает боль для нас обоих. Но наши надежды и наши перспективы настолько необыкновенны, что все же стоит попытаться.
Он подмигнул мне:
— Нет боли — нет радости. Правда, док?
— Правда. Но все, что я читала или познала из собственного опыта, не дает мне ответа на то, что я чувствую в отношении тебя, Чес. Анализа моих чувств нет ни в одной из этих заумных книг. Возможно, все это совершенно ненормально.
— Как и я сам.
— Возможно. В твоем настоящем настроении. Мы с тобой по-разному смотрим на эти вещи. Ты воспринимаешь это как угрозу для жизни, я считаю, что это условия для выживания. Все, что я знаю, — это то, что я люблю тебя и хочу сделать тебя счастливым. И я уверена, что мне это удастся. Но я не имею никакого желания анализировать свои чувства. Я просто чувствую, и все. Помимо всего, — я улыбнулась, — по субботам у меня выходной.
Он рассмеялся:
— Хорошо, но коль скоро ты не хочешь анализировать себя, давай я сам займусь этим. Ты испытываешь ко мне жалость.
— Чушь.
— Ты воспринимаешь меня, как большинство людей воспринимают калек.
— Еще большая чушь.
— О! Я оскорблен: ты не считаешь, что моя терапия удачна. Твоя любовь строго профессиональна. Это своего рода чувство долга.