— Прелестно. Только когда я это надену?
— Спрячь его в свой сундук надежды, — ответила Лаура, смеясь.
Я и купила.
4
Герман Тодд
Поздним утром в четверг я проснулся, страдая от ужасного похмелья. Марлен уехала на работу. Таня ушла в школу, и дом был в моем распоряжении. Это было чрезвычайно удачно, так как я совсем не хотел, чтобы они видели меня в таком состоянии. Хотя сомневаюсь, что это их бы удивило, поскольку и жена, и дочь хорошо знали, каков результат моих спиртных битв.
Я выпил галлон воды, принял душ и побрился электробритвой, которая ходуном ходила в моих руках. Затем оделся и пошел к соседям, чтобы позаимствовать аспирин и чашечку черного кофе (я до сих пор не освоил итальянскую кофеварку, которую купила моя жена). Но, к сожалению, Мейбл не оказалось дома. И мне ничего не оставалось, как отправиться на работу.
Голди была на своем месте и, взглянув на меня, жалостливо покачала головой.
— Спаси меня, — простонал я.
Она спустилась в „Долли-Дели" и принесла оттуда большой пластиковый стакан кофе и конфеты с лакрицей. Голди мне всегда нравилась (у нее потрясающая задница), я был бы не прочь преуспеть здесь, но ока замужем за сержантом полиции, а кому нужны такие проблемы?
Я отдал конфеты Голди, а кофе понес в свой кабинет, не забыв запереть за собой дверь. Все мои служащие были на работе в различных точках города, но мне совершенно не улыбалось, чтобы кто-то из них по какой-нибудь случайности, вернувшись раньше, увидел своего шефа, который добавлял двойной виски в чашку с утренним кофе. После того как я выпил это зелье и почувствовал, что жизнь во мне наконец затеплилась, я закурил сигарету и занялся проверкой страховки одного из клиентов на сумму в миллион долларов. Этим клиентом был Мервин Макхортл, владелец того места, где работала Марлен.
Около одиннадцати я вышел в приемную и налил себе чашку холодной воды.
— Ну как, получше? — спросила Голди.
— Я готов для битвы и для шалостей, — ответствовал я.
Вернувшись в кабинет, я добавил в чашку с водой немного виски. Это был отличный трюк. Когда я вытянул перед собой руки, то они больше не дрожали и выглядели весьма сильными. К полудню, времени моего ухода из офиса, я был уже в форме, если только это понятие применимо ко мне. Я сообщил Голди, что вернусь через пару часов. Голди кивнула, она знала, что каждый четверг мы обедаем с моим братом.
Я зашел в „Долли-Дели" и взял два огромных сандвича с солониной на ржаном хлебе, порцию салата из свежей капусты, моркови и лука, а также несколько пучков обожаемого Чесом укропа. Затем проследовал в винный магазин „Йэ Олдэ", который открылся всего год назад, и купил литр „Джек Дэниелс". И наконец, запихнув себя в новый „линкольн-таункар", отправился в путь.
Я поехал своим обычным маршрутом и вскоре очутился в дыре, где жил и работал мой брат. Он называл это студией, я — сараем.
Мой брат — он был на семь лет старше меня — потерял обе ноги во Вьетнаме. Правительство хотело предоставить ему специальный протез, прикрепляющийся к верхней части туловища, но он предпочел инвалидную коляску. Прошло несколько лет, прежде чем к нему вернулся ясный рассудок — раньше у него были проблемы с головой. Он работал над этим вместе с психиатром, и они справились. Сейчас брат пишет книги для детей. Не могу сказать, что он разбогател, но вместе с невероятно крошечной пенсией у Чеса выходило довольно прилично, и он не брал у меня ни цента. Он был крепкий мужик, не то что я.
— Привет, дерьмо, — приветствовал меня Чес.
— Здорово, вонючка, — произнес я в ответ. — Ты выглядишь усталым. Бегал на четвереньках?
— Я положу тебя на обе лопатки в любой момент. Ты весь в трясучке, твоя задница ссохлась, а глаза лопаются от крови. Опять, небось, пил и трахался без разбору?
— Да, и собираюсь продолжать в том же духе. — Я начал выкладывать покупки. — Как ты думаешь, соленые грибы пойдут с солониной?
— Сейчас определим. Бери кресло и садись к столу.
Это была скорее стойка, чем стол: толстый лист фанеры, положенный на козлы для пилки дров, достаточно высоко, чтобы коляска брата могла подкатываться вплотную. На этом импровизированном столе находился текстовой редактор. Сюда я и вывалил наш ленч и разлил „Джек Дэниелс" в кувшины, которые Чес использовал как стаканы.
— Как Таня? — спросил он.
— В порядке.
— А Марлен?
— Тоже.
— Ты счастливчик. И стопроцентный мерзавец, потому что так обманываешь ее.
— Ничего не могу поделать, — ответил я. — Это как отвратительная привычка, вроде ковыряния в носу.