Бытие как непротяженность, как непосредственное личное отношение и как истина, познаваемая только в границах отношения и любовной самоотдачи, объясняет событие смерти. Смерть есть вхождение в такое пространство, где окончательно преодолевается онтическая индивидуальность. Православная аскеза - это добровольная смерть эгоистической индивидуальности и динамичное усовершение личностного способа бытия[369]. Отношение 3=1, которое выражает бытие как преодоление онтической индивидуальности, выражает и смерть (растворение природной индивидуальности) прежде всего как возможность вхождения в пространство полноты личного отношения, в пространство бытийной завершенности. Смерть Я — это реальность жизни. Реальность, которая переживается главным образом как пространственное отсутствие существования, как событие ничтожения чувственной доступности. Но когда отсутствие переживается как опыт непосредственной личной близости и любовного отношения, тогда смерть удостоверяет бытийную реальность личности как жизненную реальность именно в событииотношения, а не в измеримом протяженном пространстве. Само это любовное отношение как нравственно–динамичное осуществление бытийной истины о человеке, как самопреодоление онтической индивидуальности, индивидуальных желаний и вожделений, есть опыт смерти, переживаемый как реальность жизни и бытийная завершенность[370].
Однако вне границ личного отношения, когда личность "вырождается" в объективированную, эгоистически–автономную индивидуальность, смерть есть лишь мучительное сознание возможного во времени и данного в бытии ничтожения здешней пространственной онтичности. Тогда смерть хотя и остается "феноменом жизни" (по определению Хайдеггера, Der Tod im weistesten Sinne ist ein Phänomen des Lebens — "Смерть в самом широком смысле есть феномен жизни")[371], но лишь постольку, поскольку являет истину жизни как данное и неотвратимое ничтожение онтического бытия.
Если же Бог троичен, если истина бытия открывается в отношении 3=1, тогда смерть есть возможность подлинной жизни, то есть бытийно–личностной завершенности человека[372]. Когда личностное бытие, как событие и реальность жизни, превыше онтической здешности, тогда непротяженному "напротив" личного отношения не полагается предел смертью. Тогда смерть есть отсутствие как экзистенциальное свидетельство о личности, тогда она означает "лишение" всего природного, предметного и онтического, "поглощение" тленного[373], вхождение в личностное пространство непротяженной близости.
Будучи сознанием возможного, но и данного ничтожения онтической здешности ("в которой мы получаем бытие")[374], то есть сознанием разрыва между явленной и протяженной онтической действительностью существования и его динамично–личностным свершением, смерть, конечно, остается прежде всего бедой, горем и мучительным опытом индивидуального существования. Но в то же время она есть "благодеяние Божие"[375]. Смертью преодолевается безличное опредмечивание человека и его каждодневная неудача в попытке войти в пространство непротяженной личной близости. Смерть "по природе" противоположна абсолютизации существования в условных пространственных измерениях.
На языке Писания протяженная индивидуальность обозначается как бытие "отчасти"; смерть же упраздняет "то, что отчасти", ради сохранения "совершенного": "Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится…[376] Но еще не открылось, что будем"[377]. "Отчасти" бытия означает частичное знание и отрывочное самопознание с помощью иносказаний и загадок; означает относительное и частичное общение посредством наших условных "языков": "Отчасти знаем, ибо теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно"[378]. Между тем "совершенное" упраздняет языки, упраздняет "то, что отчасти", вводя нас в пространство непосредственной личной близости: "…и языки умолкнут, и знание упразднится.. тогда же [увижу] лицом к лицу"[379]. Единственное, что не упразднится с вхождением в пространство непосредственной личной близости, — это экзистенциальная предпосылка такого вхождения, то есть любовь, предварительный опыт личностной универсальности: "Любовь никогда не перестанет"[380].
369
"Διττὴ γὰρ ἡ ζωὴ ἡ τε φυσική, καθ' ἣν ζῶμεν, καὶ ἡ προαιρετική, καθ' ἣν προσπαθῶς τῆς παρούσης ζωῆς ἀντεχόμεθα. Διττὸς καὶ ὁ θάνατος ὁ τε φυσικός, ὅς ἐστι χωρισμὸς ψυχῆς απὸ σώματος, καὶ ὁ προαιρετικός, καθ ᾽ὃν τῆς παροῦσης ζωῆς καταφρονοὖντες πρὸς τὴν μέλλουσαν ἐπειγόμεθα" ("Ибо двойственна жизнь - естественная, согласно которой мы живем, и добровольная, согласно которой силимся удерживаться от этой нынешней жизни. Двойственна и смерть - естественная, каковой является отделение души от тела, и добровольная, в которой, презирая нынешнюю жизнь, мы поспешаем к будущей жизни"). Иоанн Дамаскин. Диалектика. Op. cit., с. 56, 7-12. См. также Евагрий Понтийский. Практические главы. NB', Sources Chrétiennes р 171, p. 618: "Σῶμα μὲν χωρίσαι ψυχῆς, μόνου ἐστὶ τοῦ συνδήσαντος· ψυχὴν δὲ ἀπὸ σώματος, καὶ τοῦ ἐφιεμένου ἀρετῆς" ("Отделить тело от души возможно только связавшему их, а отделить душу от тела - также стремящемуся к добродетели").
370
"...λογικὸς θάνατος ἀπὸ τῶν παθῶν ἀπάγων καὶ χωρίζων τὴν ψυχήν..." ("...Смерть, уводящая от страстей и отделяющая душу..."). Климент Александрийский. Строматы. 7, 12, PG 9, 500 А. См. также Василий Великий. Гомилия на Псалом 33. PG 29, 385 Α: "Οἱ ἀποθανόντες τῆ ἁμαρτία τὸν ἀγαθὸν καὶ σωτήριον ἀποτεθνήκασι θάνατον" ("Умершие от греха приняли смерть во благо и спасение"). См. также: Симеон Новый Богослов. Βιβλος τῶν ᾽Ηθικῶν, Λόγος XI, Sources Chrétiennes 129, p. 332, 46-48: "Διὰ θανάτου γὰρ τοῦ κατὰ πρόθεσιν ῶκονόμησεν ὁ Θεὸς τὴν ζωὴν λαμβάνειν ἡμᾶς τὴν αἰώνιον. Θάνε καὶ ζήση. Οὐ βούλει; καὶ ἰδοὺ σὺ νεκρός" ("Бог домостроительно замыслил через смерть давать нам вечную жизнь. Умри и живи. Не хочешь? Тогда посмотри на себя: ты мертв").
372
"...τὸ δὲ ὅλον μετὰ θάνατον ἐλπίζομεν λήψεσθαι..." ("...Надеемся всё стяжать после смерти"). Симеон Новый Богослов. Op. cit., Слово V, S.C. 129, р. 104, 341-342. См. также Григорий Нисский. На Пульхерию. PG 46, 877 Α:"Ἀγαθὸς ἂν εἴη ὁ θάνατος, ἀρχὴ καὶ ὁδὸς τῆς πρὸς τὸ κρεῖτον μεταβολῆς ἡμῖν γινόμενος" ("Благой была бы смерть, став для нас началом и путем изменения к лучшему"). Также Василий Великий. Гомилия на Псалом 115. PG 30, 109 D:"Μηδὲ ἀποδειλιάσετε πρὸς τὸν θάνατον· οὐ γὰρ φθορά ἐστιν, ἀλλὰ ζωῆς ἀφορμή" ("Не страшитесь смерти: ведь она - не тлен, а начало жизни").
373
2 Кор 5:4: "ἵνα καταποθῆ τὸ θνητὸν ὑπὸ τῆς ζωῆς" ("...Чтобы смертное поглощено было жизнью").
374
См. Иоанн Лествичник. Лествица. Слово KST0, § 8 р0: "Ἕν τῶν κτισμάτων, ἐν ἐτέρω, καὶ οὐκ ἐν ἑαυτᾡ τὸ εἶναι εἴληφε· καὶ θαῦμα, πῶς ἐκτὸς τοῦ ἐν ῶ τὸ εἶναι ἐκομίσατο, συνίστασθαι πέφυκε" ("Единственное из творений приняло бытие не в себе, а в другом; и удивительно, каким образом бытие сгущается вне того, в чем оно посылается").
375
Григорий Палама. О боготворящем участии. Ἔκδ. П. Χρήστου, t. В0, σελ. 144, 13-16: "Τοῦτο γὰρ ὁ ψυχῆς θάνατος, ἡ τῆς ἐν Θεῶ ζωῆς ἀλλοτρίωσις. Καὶ οὗτος ὄντως δεινὸν ὁ θάνατος· ὁ δὲ μετ᾽ αὐτόν, δηλαδὴ τοῦ σώματος, μετ᾽ αὐτὸν εὐκταιότατος· φιλανθρωπία γὰρ ἐστι θεία" ("Ибо эта смерть души есть отчуждение жизни в Боге. И эта смерть страшна сущим. Та же, что после нее - то есть смерть тела, - после нее желаннее всего: она есть человеколюбие Божье").