Обуздание индивидуального произвола делает возможной личностную речь, превращает язык в личностную способность и энергию, в событие познавательного отношения и общения. Тогда язык в своем общепринятом употреблении функционирует как проявление (или следствие) энергии личности. Язык служит диалогу в границах личного отношения; он высказывает и гармонизирует личностный опыт, зовет к общению и отношению. Язык функционирует как зов к личному отношению в той мере, в какой он воплощает энергию личности: ведь энергия всегда несет в себе призыв к общению и отношению и доступна только в отношении. Язык как зов "семантически" выражает энергию личности, "означивая" (то есть призывая, обеспечивая и поддерживая) бытийную возможность отношения. Конечно, и тогда язык не перестает "означивать" прежде всего предметы и реальность жизни; однако теперь его "означивающий" характер не исчерпывается условным полаганием предметов, синтезом общеупотребительного слухового образа с конкретным феноменом (предметом или событием). Язык способен "означивать" феномены как факты личностной энергии, являть личный логос "вещей" и событий, встречать этот логос (будучи сам личным логосом или энергией) в бытийном событии отношения[518]. Именно эта способность составляет подлинную функцию языка. "Семантика" языка достигает завершенности тогда, когда соотносится с личностью — или, лучше сказать, переходит в личность. Эту соотнесенность, или переход, мы должны понимать как двойное движение: в языке носитель речи и означаемое речью предстают в качестве двух членов единого личного отношения.
§ 65. ИКОНА КАК АНАЛОГИЧЕСКОЕ ЗНАНИЕ
В таком контексте греческий Восток понял Икону как средство выражения истины о лицах и "вещах" и говорил иконологическим языком, означающим проявление личности Бога и личности человека. Икона — это семантика личного отношения, "речевое" проявление личностной энергии как призыва к общению и отношению. Это значит, что в качестве категории познания она не замыкается в своих границах, представляя некоторое статичное "означаемое"; не подменяет реальный предмет или событие как некий "образец", но являет энергию личности, зовущую к общению и отношению, и сохраняет характер познания как события динамичного отношения.
То понимание иконы, которое культивировалось в греческом христианстве, отличается как от эллинского понятия образа, так и от сегодняшнего употребления этого термина в рамках так называемой аналитической философии.
Древнегреческое понятие образа имеет аналогический характер (этимологически происходит от глагола εἴκω, ἔοικα — быть похожим, представлять). Оно означает подобие, сходное изображение, отображение, аналогическое воспроизведение формы. Образ может быть материальным воспроизведением реальных или воображаемых предметов, то есть живописным или скульптурным изображением[519]; может быть зеркальным отражением предмета[520]; а может быть отображением событий или реальных предметов в уме человека[521]. Наконец, образ может быть аллегорией–иносказанием, то есть чувственной формой, сказывающей иное, отличное от самой себя, символически соотнесенной с некоторой иной реальностью или идеей[522].
Аналогическим является понятие образа и в современной аналитической философии - по крайней мере, в исходных для нее формулировках Витгенштейна[523]. Только здесь ана–логическая связь образа и отображаемой действительности базируется на аналитическом соответствии логических отношений, комбинирующих между собой простые объекты как в реальной действительности, так и в образе. Для каждого факта мы формируем образ[524]. Образ аналогичен факту, то есть соответствует некоторой определенной комбинации объектов[525] и способу, каким комбинируются объекты, — иначе говоря, соответствует структуре, или форме факта[526]. Образ имеет с отображаемым общую логическую форму отображения[527]: комбинация объектов в рамках изображаемого факта и комбинация элементов образа[528], которым изображается факт, имеют общую логическую форму и структуру. Образ есть модель (Modell) действительности[529]. Это значит, что логическая форма и структура образа есть та форма, посредством которой мы можем познать реальность; тот способ, каким мы приходим к реальности[530]. Каждый образ — это и логический образ[531], и только в качестве логического образа он способен отображать мир[532] (то есть совокупность фактов)[533]. А коль скоро мы познаём факты (то есть мир) только посредством формирования образов, то единственная возможность приблизиться к миру в познании — это логичность, тождественная способности к отображению. Тождество логической и отображательной формы означает тождество образа и смысла: то, что изображает образ, есть его смысл[534]. "Положение дел постижимо": это значит, что мы можем сформулировать для него некоторый образ[535]. Образ есть способ познания–понимания. Мысль есть возможность познания потому, что она есть образ: любая мысль — это логический образ фактов[536].
518
Согласно богословской традиции православного христианского Востока, "именование" выражает личную энергию и реализацию отношения, а именуемые вещи именуются на основании отличительных признаков той личностной энергии, которую они воплощают: "Κατὰ τὴν τῶν ἐνεργειῶν... διάφορα καὶ τὰ ὀνόματα τίθεται" ("Согласно различию действий различно даются и имена"). Василий Великий. Против Евномия. I, 7, PG 29, 525 А. - "Ἡ τῶν περὶ τὴν οὐσίαν ὀνομάτων σημασία ἐξ ἐνεργείας τινòς ἢ ἀξίας" ("Значение имен сущности - от некоторого действия или достоинства"). Григорий Нисский. О Троице. 8, PG 32, 696В. Исключительно интересна интерпретация функции имени и именования в общей истории религий. Согласно выводу Г. ван дер Леув (G. van der Leeuw, Phänomenologie der Religion. 1933, S. 129-141), во всякой религии "der Name ist nicht eine Bezeichnung, sondern eine auf ein Wort gebrachte Wesenhaftigkeit" ("имя - это не обозначение, а некоторая приданная слову сущностность"). А по мнению Ханса Битенхарда (Hans Bietenhard, Onoma, ThWNT, т. V, р. 242-243), "Aussprechen oder Anrufen des Namens setzt die in ihm enthaltene potentielle Energie um in wirkende Kraft" ("произнесение или призывание имени превращает содержащуюся в нем потенциальную энергию в действующую силу"). Носить имя - значит входить в некоторую общность и коллективную связь, и поэтому ребенок, чтобы войти в социальную группу, принимает имя своего отца (L. Levy-Bruhl, Die Seele der Primitiven, 1930, S. 335). А дать кому-либо имя - значит ввести его в пространство общения и отношения. Именование создает возможность обращения, зова и призыва, то есть возможность отношения. По мнению Платона, не каждый может давать имена: именование не есть плод прихоти: "οὐ πάντα δημιουργòν ὀνομάτων εἶναι, ἀλλα μόνον ἐκεῖνον τòν ἀποβλέποντα εἰς τò τῇ φύσει ὄνομα ὄν ἑκάστῳ καὶ δυνάμενον αὐτοῦ τò εἶδος τιθέναι εἴς τε τὰ γράμματα καὶ τάς συλλαβάς" ("Не всякий мастер имен, а только тот, кто обращает внимание на присущее каждой вещи по природе имя и может воплотить этот образ в буквах и слогах"). Кратил. 390 е 1-4 (пер. Т.В. Васильевой). Имя связано с видообразующей уникальностью, то есть с сущностью: "ἕως ἄν ἐγκρατὴς ᾗ ἡ οὐσία τοῦ πράγματος δηλούμενη ἐν τῷ ὀνόματι" ("И если какая-то буква прибавится или отнимется, неважно и это, доколе остается нетронутой сущность вещи, выраженная в имени"). Кратил. 393 d 2-4. Платон вкладывает эти утверждения в уста Сократа, опровергающего мнение Гермогена о том, что правильность имени - лишь установление и соглашение (см.: Кратил. 384 с 9 - 383 d 8). (О значении имени в древнегреческой философии см.: F. Heinimann, Nomos und Physis. Schweizerische Beitrage zur Altertumswissenschaft, I, 1945, особенно S. 46-56, и W. Nestle, Vom Mythos zum Logos. 1940, особенно S. 197 f., 271 f.). В иудейской традиции знание имени означает некоторого рода господство над именуемым: дать кому-либо имя - значит ввести его в пространство моего собственного существования (см.: Н. Bietenhard, ibid., S. 252). Давая имена всем животным на земле (Быт 2:19-22), Адам проявляет свое господство над творением, свое царское достоинство. И каждый человек носит имя, соотносящееся с самой его бытийной идентичностью, с его личностью (см.: М. Noth, Die israelitischen Personennamen im Rahmen der gemeinsemitischen Namengebung. Beiträge zur Wissenschaft vom Alten und Neuen Testament, 3/10, 1928, S. 66 f.). Иметь детей - благословение, потому что дети сохранят имя отца (см. Быт 48:16). Такое значение имени делает для израильтян недоступным Имя Бога: как Иаков в своей борьбе с Богом "у брода через Иавок" (Быт 32:22-32), так и Моисей у неопалимой купины (Исх 3:13) пытались узнать имя Бога - единственное удостоверение теофании (См.: F. Giesebrecht, Die alttestamentliche Schätzung des Gottesnamen. 1901, S. 17 f.). - В Новом Завете Христос утверждает, что "пришел во имя Отца Своего" (Ин 5:43); откровение Бога заключается в явлении Его Имени: "Я открыл имя Твое человекам" (Ин 17:6). Ученики изгоняют бесов именем Христа (Мк 9:38-39, Лк 9:41 и 49). Имя Христово "выше всякого имени" (Фил 2:69), "нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись" (Деян 4:12). (См.: Max Meinertz, Theologie des Neuen Testaments, В. I, S. 175, 176 и В. 2, S. 75). Эта краткая ссылка на функцию имени в сфере религиозных традиций служит просто показательным примером языковой "семантики", в которой преодолевается условное восприятие имени как простого знака, подменяющего собой предметы в предложениях общепринятого языка. Полагание имен как простых знаков с определенным значением (см.: L. Wittgenstein, Tractatus Logico-Philosophicus, 3. 202, 3. 21, 3. 22, 3. 221, 3. 23) представляет собой типично прагматическое понимание языка и предполагает отказ от различения сущностей и энергий, бессилие попытки рассматривать и переживать язык в качестве носителя и порождения личной энергии, в качестве бытийного факта, являющего личность.
521
См.: Платон. Филеб. 39 b 10 с 1: "τὰς τῶν δοξασθέντων καὶ λεχθέντων εἰκόνας ἐν αὐτῷ ὁρᾷ πως" ("как бы созерцает в самом себе образы мнящегося и выраженного речью") (пер. Н.В. Самсонова).
522
См. Платон. Тимей. 29 abc: "εἰ μὲν δὴ καλòς ἐστίν ὅδε ὁ κόσμος ὅ τε δημιουργòς ἀγαθός, δῆλον ὡς πρòς τò ἀΐδιον ἔβλεπεν... τούτων ὑπαρχόντων αὖ πᾶσα ἀνάγκη τóνδε τòν κόσμον εἰκόνα τινòς εἶναι... ὧδε οὖν περὶ τε εὶκόνος καὶ περὶ τοῦ παραδείγματος αὐτῆς διοριστέον, ὡς ἄρα τούς λόγους, ὧν πέρ εἰσιν ἐξηγηταί, τούτων αὐτῶν καὶ συγγενεῖς ὄντας· τοῦ μὲν οὖν μονίμου καὶ βέβαιου καὶ μετὰ νοῦ καταφανοῦς μονίμως καὶ ἀμεταπτώτους... τοὺς δὲ τοὺς πρòς μέν ἐκεῖνο απεικασθέντας, ὄντος δὲ εικόνος εἰκότας ἀνὰ λόγον τε ἐκείνων ὄντάς" ("Если космос прекрасен, а его демиург благ, ясно, что он взирал на вечное... Если это так, то в высшей степени необходимо, чтобы этот космос был образом чего-то... Поэтому относительно изображения и первообраза надо принять вот какое различение: слово о каждом из них сродни тому предмету, который оно изъясняет. О непреложном, устойчивом и мыслимом предмете и слово должно быть непреложным и устойчивым... Но о том, что лишь воспроизводит первообраз и являет собой лишь подобие настоящего образа, и говорить можно не более как правдоподобно" (пер. С.С. Аверинцева). См. также 92 С: "θνητὰ γὰρ καὶ ἀθάνατα ζῷα λαβὼν καὶ συμπληρωθεὶς ὅδε ὁ κόσμος οὕτω, ζῷον ὁρατòν τὰ ὁρατὰ περιέχον, εἰκών τοῦ νοητοῦ θεòς αἰσθητός, μέγιστος καί ἄριστος..." ("Восприняв в себя смертные и бессмертные живые существа и пополнившись ими, наш космос стал видимым живым существом, объемлющим все видимое, чувственным богом, образом Бога умопостигаемого, величайшим и наилучшим, прекраснейшим и совершеннейшим...").
523
Конкретно - в Notebooks 1914/1916 (изд. G.M. von Wright и G.E.M. Anscombe, с английским переводом G.E.M. Anscombe, Oxford-Black-Well 1961) и в "Логико-философском трактате".
525
"То, что каждый раз происходит, то есть факт, - это существование положения дел. Положение дел есть комбинация объектов (дел)". Idem, 2 и 2.01.
526
"Способ, каким комбинируются объекты в положении дел". Idem, 2.032. "Форма есть возможность структуры". Idem, 2.033. - "Форма отображения есть возможность того, чтобы вещи соотносились между собой, как соотносятся элементы образа". - "Таким способом образ связывается с действительностью". Idem, 2.151, 2.1511.