– Как это не обязаны?! – искренне возмутилась Ангелина Михайловна. – А кто купил для нас эту квартиру? Кто помог приехать? Кто нас содержит, если уж на то пошло? На наши с тобой две пенсии разве много мы бы смогли себе позволить по московским-то ценам? Ты об этом почему-то не думаешь, а я, когда за продуктами хожу, впервые в жизни не думаю о том, сколько у меня в кошельке денег и что я могу на эти деньги купить. Билеты на любой концерт – пожалуйста, новый костюм, чтобы выглядеть достойно, – пожалуйста, не хочешь ехать на метро – вызывай такси, средства позволяют. Тебе же нравится так жить, правда? А платить за это ты не хочешь.
– Я не готов платить чувством собственного достоинства, – с вызовом проговорил он. – Мне семьдесят два года, и я не намерен прислуживать какому-то нуворишу на тридцать лет моложе себя. Я завтра же поговорю с ним и скажу, что мы уезжаем.
– Ни в коем случае, – твердо сказала Ангелина Михайловна. – Ты этого не сделаешь.
– Почему же?
– Мы должны довести дело до конца, иначе не сможем уважать сами себя. И не забывай, речь идет не только о политических амбициях Максима, но и о нас с тобой. Нашей жизни это тоже касается.
При этих словах Сорокин как-то сник и некоторое время шел молча, потом снова заговорил, на этот раз негромко и очень зло:
– Ты всегда мечтала жить в столице, я хорошо помню, когда мы были еще совсем молодыми, ты только и говорила, что о Москве. Спала и видела, как бы оказаться здесь. Медом тебе намазано. Теперь, на старости лет, ты готова продаться с потрохами за возможность жить в московской квартире. Неужели тебе не стыдно, Геля?
– А тебе не стыдно, что ты все забыл? Может, ты не только забыл, но и простить готов? Тебе дороже всего твой личный покой, твой личный комфорт, ты хочешь, чтобы тебя никто не трогал и чтобы тебе все прислуживали, а ты бы только читал, слушал музыку, гулял и спал, когда тебе хочется. Так не бывает, дорогой мой.
Слово за слово – и они поссорились, впервые за последние годы. В гробовом молчании дошли до ближайшей станции метро и так же молча добрались до дома.
10 мая, в последний из трех выходных дней, Максим Крамарев поехал к отцу. Виталий Андреевич постоянно жил на даче, отношения со второй женой у него были плохими, и они давно уже жили отдельно. Жена осталась в городской квартире, помогала дочери, сидела с внуками, а мужа никогда не навещала и, насколько понимал Максим, радовалась тому, что вообще его не видит. Однажды по просьбе отца Максим ездил к ней, передавал какие-то документы и остался выпить чаю, вот тогда и услышал он из первых уст, каким невыносимым стал Виталий Андреевич с возрастом и как надоел он своей жене непрекращающимся нытьем о всеобщей несправедливости современной жизни в стране. У отца, оказывается, были большие амбиции, он хотел делать карьеру, суетился, интриговал, подсиживал, наушничал, собирался стать большим начальником или в профессиональной сфере, или по партийной линии, ему было в общем-то все равно, лишь бы иметь власть и прилагающиеся к ней атрибуты – отдельный кабинет, служебную машину и продуктовые пайки. В конце концов Крамарев-старший сделал ставку на партию, а ее взяли и запретили как раз в тот момент, когда уже все, казалось, было на мази и он вот-вот должен был стать освобожденным секретарем парткома крупного предприятия в Москве. После этого все пошло наперекосяк, потому что он так увлекся партийной карьерой, что упустил возможности профессионального роста, а наука и техника тем временем ушли далеко вперед, и догнать, наверстать упущенное он уже не сумел. Пришлось дотягивать до пенсии рядовым инженером и в шестьдесят лет уйти с работы.
Теперь Виталий Андреевич жил на даче и коротал время написанием мемуаров о советской власти. Максим как-то попросил почитать уже написанное и пришел в ужас от корявости языка и скудости мыслей. Это никто никогда не напечатает, потому что это скучно и очень тенденциозно, в тексте нет ничего, кроме самолюбования и подтасовки фактов таким образом, чтобы сам Виталий Андреевич выглядел молодцом.
Родители Максима развелись, когда мальчику было полтора года. Мать всегда говорила, что сама ушла от отца, но Максим до определенного момента в это не верил. Поверил он только тогда, когда узнал отца поближе и познакомился с его второй женой. Виталий Андреевич много лет сыном не интересовался, только алименты переводил, а два с лишним года назад неожиданно объявился и стал настойчиво советовать сыну пойти в политику, потому что власть, как он говорил, – это главное достижение в жизни настоящего мужчины. Отец обладал несомненным даром убеждения, потому и сделал в свое время «почти карьеру», и Максим повелся на эти разговоры, которые показались ему правильными, справедливыми. Он и сам не заметил, как попал под влияние отца. Максим Крамарев начал активную работу по продвижению себя в депутаты, а отец давал ему советы и строго спрашивал отчет по каждой мелочи. Максима это и смешило, и нервировало, он давно отвык отчитываться перед кем бы то ни было, но, с другой стороны, он не мог не признавать, что отец очень часто говорит дело и в людях разбирается.