Демон поднял взгляд на Священную Шлюху — Кате показалась, будто у ног ее разверзлась бездна и внимательно на нее, самозваную княгиню, посмотрела. В этот миг Пута Саграда и узнала своего старого верного врага.
Перед нею на коленях стоял Уильям Сесил, проклятый юнга, открывший проход на El corazón del mar Мурмур и ее бесам. А на пути чертовщины, рвущейся в мир людей из пентаграмм безумного Сесила, оловянным солдатиком красовалось сущее ничтожество, девка портовая. Кэт, ее Кэт. Слабая, отчаянная. Живая.
Стать пиратом-испанцем в испанских же водах — ну и шутник этот Торо! Энрикильо, повешенный командой за нарушение шасс-парти, был по крайней мере полукровка. А сосланный в Новый Свет преступник по прозвищу Испанский Бык ходил вдоль берегов Новой Испании на захваченном им, но так и не переименованном сторожевом корвете, словно кичась тем, что он один против всех. Даже против своей же команды — один. Впрочем, у него была Кэт. Недолго, но была.
«Сердце моря» перед абордажем украшало себя флагами всех стран, позволявших грабить на воде и на суше, а матросами на нем служили ублюдки всех цветов кожи, изблеванные собственной родиной как отребье, не поддающееся исправлению. И они рьяно оправдывали все худшее, что говорили о команде El corazón del mar по обе стороны от Панамского перешейка. Не принимала своих провинившихся детей земля, не принимала и не прощала. За это они платили ей презрением и болью.
Точно дети, ненавидящие жестокую мать, они не оставляли ее в покое — навещали, нанося все новые раны материнскому сердцу. А если получится, то и телу.
Грабить береговые поселения Кэт не любила. Зато любила Китти. Любила, когда ее тело натягивает звенящей струной и окатывает беспричинной яростью — ударяет в низ живота, опаляет нетерпением, будто похотью, а потом вверх, как приливная волна, до самых корней волос, стянутых в тугую засаленную косу. Бьется на поводке, захлебываясь рыком, безобразная тварь с львиной башкой, слюна нитками свисает из пасти.
— Тихо, тихо, сучка моя, — ласково говорит Торо, похлопывая Китти не по спине и даже не по заду — по голове: так разбушевавшихся псов успокаивают. Берег на горизонте покачивается, подползает все ближе, точно краб — бочком, бочком. Тянет от берега жильем, едой и теплом, живым, горячим телом, им повезло сегодня, там всё есть, всё — мужчины и женщины, скот и птица, вода и пища. Кровь в жилах будущей добычи — густая, сладко-соленая — тоже пахнет, через одежду, через кожу, через бухту — пахнет.
Билли Сесил оказывается рядом, смотрит на Кэт искоса, не то презрительно, не то нежно, одними губами передразнивает: «Моя сучка!» — и ярость снова пенится в груди. Но берег уже близко, Торо подносит руку к губам и резко, оглушительно свистит.
И, порка мадонна, понеслось, умри все живое, по-нес-лось.
Среди тех, кого мать зачала от корабельного штурвала, среди грязной, оборванной, оголодавшей матросни граф Солсбери — словно молодой бог, сошедший на землю, чтобы со смаком втоптать их всех в дерьмо. Даже оружие у него не пиратское, а дворянское: немецкая дага, раскрывающая лепестки, будто железная стрелитция,[32] и шпага, широкая у основания, точно рейтарский меч, остро заточенная по граням, чтобы рубить так же смертоносно, как колоть. Сесил предоставляет команде махать мачете, прорубая дорогу к деревне, а сам держится чуть позади, ждет, пока ему освободят дорогу — так, словно все они его свита. Кэт не понимает, почему никто не замечает этой наглости, почему Торо, взявшийся за мачете наравне с остальными, не прикрикнет на засранца.
Ну а Китти все отлично понимает: зрение демоницы, рожденное в вечной темноте нганга, улавливает отблески огня и волны дыма, бегущие по коже или даже под кожей юного Сесила, подмечает странности в поведении мальчишки — то, как умело он фехтует, как непринужденно держится, как метко стреляет. А еще несколько месяцев назад все валилось у сопляка из рук, ноги заплетались, точно у недопеска,[33] и не было для команды большего наслаждения, чем походя толкнуть дурачка Билли, чтоб кубарем скатился по трапу. Не будь Испанский Бык так суеверен и жесток в вопросах осквернения корабля, эти стервецы бы на палубу мочились, дабы лишний раз позабавиться. Но у капитана «Сердца моря» за такие забавы можно было и под килем прогуляться[34] — лишь поэтому юнга не сломал себе шею в результате очередной матросской шутки.
32
Многолетнее травянистое растение, распространенное в тропиках Южной Америки. Цветы его заостренными лепестками напоминают перья райских птиц —
34
Протаскивание под килем в эпоху парусных судов было наказанием, во время которого преступника поднимали на рею, опускали вниз головой в воду и протягивали при помощи веревки под килем на другую сторону корабля. Если осужденный не захлебывался, то оказывался сильно изрезан ракушками, наросшими на днище корабля, и мог умереть от кровотечения —