Пута дель Дьябло силится улыбнуться. Напоследок. Скоро, скоро от ее улыбки ни черта не останется. Конечно, с зубами-то она краше, но ему, Испанскому Быку, если выживет, и так сойдет. И так. Ешь, девочка, ешь, сучка, глотай, стерва, не вздумай выплюнуть, шлюшье ты мясо, на леерах повешу.
— Кэп, шли бы вы на свежий воздух, — доверительно бормочет юнга, подталкивая Торо к выходу. — Я о ней позабочусь. А вы по шкафуту[44] пройдитесь, проверьте… чего-нибудь.
Наглый сопляк этот Билли Сесил, ведь нарывается же, нарывается, но сил у капитана все меньше — и правда, тянет уйти подальше от потемневших в болезни глаз, от окровавленной улыбки, от бессильно раскинутых рук, на которых каждая жилка выпукло обрисована неестественной, цинготной худобой.
— Ну-ка, — повелительно произносит Сесил, — открывай пасть. Жевать тут нечего, знай соси да глотай, тебе оно не в новинку. Не дури, я тебе не Торо! — и вливает прямо в горло отвратную тюрю, горькую, словно ревность.
Главное не сорваться, не заистерить, шепчет Кэт, уговаривая свою дрожащую от страха половину. Китти, зовет она, Ки-и-и-итти-и-и, смотри на меня, шерстяная башка, что ты там по углам шаришься, хозяин подземелья больше не придет, хозяин отпустил тебя, насовсем, насовсем, Китти, ты теперь со мной, отныне и навсегда. Не трясись, глупый демон, нет здесь Мурмур, нет. Все гораздо хуже. Или лучше, кто ж теперь разберет.
Китти юрко прячется за спиной пиратки, старательно изображая дух предка, вставший за плечом избранника своего. Ну да бог с ней, ушастой. Противник серьезный впереди, пострашней Мурмур, владыки нганга. Пускай для преступника высшая власть — начальник тюрьмы, но у Кэт башка пока не львиная, а человеческая. И она еще варит. Как ни мутит сознание звериный ужас перед хозяином подземелья, Пута дель Дьябло видит, КТО глядит на нее из глаз Сесила.
— Велиар. — Голос у Кэт глухой и гулкий одновременно, горлом такое не издашь, тут не горло надобно иметь, а целую шахту.
— Поговорим? — поигрывает бровями Сесил.
А ведь вырос мальчишка. Здоровый стал, даже сейчас, когда вся команда еле ноги таскает от слабости — здоровый. Зубы как жемчуг, на щеках кровь играет — не геморрагия,[45] а, натурально, румянец. Вот берегут же дьяволы засранца!
— Оста-а-авь корабль в поко-о-ое-е-е, — тянет юнга, вливая в Кэт хлебово ложку за ложкой. Так, будто ребенка уговаривает: ложку за маму, ложку за папу, ложку за капитана корабля, что стоит сейчас, вцепившись в штаг, и глядит пустым взором в пустое, без единого облачка небо. — И это тело тоже оста-а-авь… — Ложка аккуратно подбирает потеки супа с подбородка. — Девчонка нам еще пригодится. Обоим.
— А парень? — спрашивает Пута дель Дьябло голосом грубым, точно камнепад.
— А парень тем более.
— Но я голоден, — ворчит пиратка.
Она и вправду голодна, только не своим, человеческим голодом — она жаждет насыщения какой-то бездонной прорехой в утробе. Вытряхнуть бы в эту дыру и «Сердце моря» со всем его содержимым от киля до грот-стеньги,[46] прихватив с собой изрядный кусок Кариб, проволочь свою добычу через черные бездны, ледяные даже в самых теплых морях, восстать стеной воды и крепко бьющего мусора, наброситься на человеческие жилища вдоль побережья, вдосталь напиться крови, извалять в грязи и утащить в пучину тысячи трупов людских и звериных — словом, потрапезничать по-божески.
Камень порчи хотел жрать.
Но рядом был Велиар, рафинированная, изощренная адская гадина, у него на сей уголок вселенной имелись планы, он рассказывал о них, выпевал как по нотам, обещал небывалую добычу в грядущем, да втридешева союз с невиданным злом на земле и под землей. И Камень, урча заласканным котом, отвалился от початого им рангоутного дерева и доедаемой им провизии. Вышел из мучимых матросских тел. Истек из-под купола небес, всколыхнув барическую седловину[47] — и наконец-то раздался вожделенный, слабый, но явственный хлопок всколыхнувшейся парусины. Корабль будто по скуловому обводу шлепнули, без сантиментов, но и без злости: пока, детка, свидимся еще. И детка дрогнула, и застонала от бушприта до руля: оборони боже от встречи с тобой!
А Камень лишь вздохнул несыто и снова заснул. Во сне же видел свои грядущие приключения и пути, по суше и по водам, по пеплу и по крови, явные и скрытые, долгие и короткие. Словно четырехчастные четки-розарий[48] перебирал, с молитвой и размышлением. Только вот кому молился, какие тайны припоминал — про то самому князю тьмы неведомо, хоть они с камнем порчи, кажется, и родня.
44
Средняя часть верхней палубы от фок-мачты до грот-мачты или от носовой надстройки (бак) до кормовой (ют) —
47
Зона неподвижного воздуха, расположенная в середине креста, состоящего из двух циклонов и двух антициклонов —
48
Католические четки из четырех частей по пяти бусин каждая. Предназначались для молитвы «Розария», состоявшей из чередования молитв «Отче наш», «Радуйся, Мария» и «Слава», в сочетании с размышлением о двадцати тайнах, сокрытых в евангельских событиях —