— Дочь? — слабо переспрашивает Кэт. — Откуда у нас с тобой… дочь?
И юный граф Солсбери смотрит на многоопытную портовую шлюху с непередаваемой иронией: тебе объяснить, откуда дети берутся? Объяснить?
Вот, значит, Велиар, где и как ты забрал себе прошлую меня, понимает Катя. Вот когда ты начал полировать зеркала наших судеб: смятая, перекрученная роковыми случайностями жизнь, череда таких простых и предсказуемых утрат, кромешная ложь вместо искренних сердечных порывов — и всё, женщина, ты готова к тому, к чему предназначена: дьявола тебе в мужья, получеловека-полудемона в утробу, силу антихриста и везение его же. Что ж, как в пословице говорится, кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Не переспорить демону глаза Питао-Шоо, блияаль, не по зубам тебе волшба трех древних сапотекских богов. Разрушил Камень твои планы, оставив единственный путь: войти в плоть и кровь Кэт обычным, человеческим, мужским путем, через семя и дитя. Твое дитя, Агриэль.
— Как ее звали, Велиар? — спрашивает Катерина, садясь на кровать рядом со вторым князем ада. Садится и не чувствует ни смущения, ни боязни, что так их и застанут — рядом, на роскошном ложе для сатанинских оргий: ее в двухцветном средневековом блио, наверняка иллюзорном, несуществующем на истинном плане реальности, и Белиала в ветхой простыне, небрежно наброшенной на чресла. Не самая невинная позиция для бывших… любовников? Или супругов? Кем они доводятся друг другу — там, в глубине времен? Кем угодно, но никак не друзьями. Пока Катя может с уверенностью сказать про Велиара: он ее бывший палач, насильник и внутренний голос, что в сущности, не что иное как список главных обязанностей личного демона.
Значит, ты целую вечность пытался ужиться во мне с Наамой, с глазом бога-ягуара, со всем моим внутренним зоопарком и садом камней? Ладно, я побуду Скарлетт сегодня: подумаю об этом завтра, решает Катя. Так как звали нашу дочурку, дорогой мой мучитель?
— Абигаэль. — Синие глаза аколита Люцифера сейчас цвета сланца или грозового неба.
— Папочкина радость? Ведь это значит «радость отца», да? — Катерина не может сдержать улыбки. Дьяволы бывают сентиментальны.
— А имя «Кэти» значит «целомудренная», — язвит в отместку попавшийся Велиар. — И тоже не соответствует действительности.
Тоже? Выходит, немного радости принесла тебе малышка Эби. Абигаэль. Имя, похожее на имя ангела. Или демона.
Если матери их — зеркала и половинки целого, то кем друг другу приходятся дочери? Неужто судьба Абигаэль отразится в жизни моего нерожденного ребенка? — остро кольнуло под ложечкой. И опять во рту вкус морской воды, едкий, не проходящий ни с годами, ни с веками, словно Кэт отравилась ею, да на все будущие жизни сразу. Катерина невольно хватается за горло. И почему при любых потрясениях страдает ее бедная глотка? Путешествующая внутрь-наружу Наама, поцелуй Денницы, борьба Кэт с ревнивым морем Кариб — все они безошибочно находят катино больное место, и так с детства мучимое ангинами и ларингитами. А почему? Потому что ты висельница, Катерина-Кэт. Ты умерла отнюдь не благородно: веревка переломила твою тонкую шею, скользкую от пота и казенного мыла. Твое тело еще помнит, как его скрутила мгновенная судорога, длившаяся, если верить ощущениям, долго-долго, хотя к пиратам были милосердны, повесили на длинной веревке, чтоб казнимые не мучились. И тело-то уже другое, а вот поди ж ты. Помнит.
— Выпей, — протягивает ей кубок Агриэль. — Выпей, легче станет. Зря ты себя наказываешь. Знаешь ведь, что ни в чем не виновата.
Ну знаю, думает Катя. А толку-то?
Вино в кубке душистое, пряное, густое, как… как кровь. Солоновато-сладкое, живительное, обволакивающее разум. Но и пьянея, Катерина удивляется тому, что обнажившееся дно кубка являет глазу странно знакомые, зубчатые швы. И цвет такой… костяной, нехороший.
— Это что, череп? — оторвавшись, слабым голосом спрашивает она.
— Одного очень нравственного человека, — усмехается Велиар. — Он все твердил, что многие скорби очищают душу и приводят в царствие небесное. Ну мы и сделали из его башки чашу скорбей для самого Люцифера. Вдруг и правда очистимся? — И чертов кедеш подмигивает Кате. Немыслимо похабно подмигивает.
Катерина, скривившись, запускает кубком в камин. Белиал хохочет, точно подросток, удачно приколовшийся над приятелем.
— Да вы, я вижу, не скучаете, — произносит низкий, проникающий прямо под кожу голос. Голос, которого Катя ждет с момента прихода в покои сатаны.