— Катари… на… При… вяжи… к… мачте. Хочу… так…
Кэт не плачет, нет, она не плачет, она торопится, срывая ногти, затягивает узлы, ее капитан хочет уйти с любимым кораблем, а не с любимой женщиной — пусть будет, как он хочет. По лицу течет соленое — пот? Кровь? Но не слезы, нет, некогда плакать, скоро взорвутся оставшиеся в пороховом запасе бочки и будет бесполезно… Да уже бесполезно. Сейчас рванет. Пута дель Дьябло кладет голову на колени Испанскому Быку и смотрит снизу вверх в его мертвое, почти счастливое лицо. Хорошая смерть для пирата и пиратки.
Рвануло и впрямь здорово. Превосходно просто рвануло. Расцвело над волнами багряно-золотой розой на высоком стебле, выжигая воздух на полмили вокруг. Торжественно, словно знатный викинг, ушел в лучший мир преступник Торо Эспаньол.
Но за секунду до взрыва что-то подняло Саграду в воздух и швырнуло за борт. Наверное, люди, которым стреляют в голову, должны чувствовать нечто подобное: ослепительная вспышка и ослепительная темнота. Остановилось сердце, остановились мысли, время остановилось. А все, что было потом, на каперском шлюпе, руки, вертящие полуживое, израненное тело, стянутые за спиной руки, грубый голос, произносящий по-английски: «Девку — на доску!» — все было совершенно неважно. Как будто и не с нею.
Боль поражения и утраты лучше, чем унижение и бессильная ярость пленницы. Лучше, чем Тортуга и жизнь под крылышком милорда Уильяма Сесила. И пускай Кэт годами мечтала родить ребенка одному из своих любовников и осесть с ним на твердой земле, подальше от жадного зева морской пучины. Но не так. Не так.
— Я спасу тебя, — сонно бормочет Билли, ненужный спаситель, нежеланный покровитель, нелюбимый хозяин всего, что осталось от Пута дель Дьябло — жалкой игрушки мужских прихотей. — Спасу…
— Спи уж, — рычит Кэт. — Черти бы тебя взяли.
И усмехается горько: да ведь взяли. Взяли их обоих. Давным-давно.
Иди, Китти, иди, шепчет она беззвучно, в мыслях — а все равно шепчет, боясь потревожить сон графа Солсбери. Отпускаю тебя. Иди. Ешь.
Всю ночь пиратку преследует дикий, надсадный крик, доносящийся сверху, сбоку, снизу, со всех палуб шлюпа. Он, кажется, заполняет все полости тела, разрывает его изнутри, поднимая волосы на голове и вылущивая глаза из глазниц, будто орехи из скорлупы. Кэт не понимает, как можно спать под немолчный вой гибнущих снаружи людей. Саграда катается по своей половине кровати, зажимая уши, а рядом с нею мирно почивает граф Солсбери.
Утро они встречают на корабле мертвецов. Трупы везде — с грудными клетками, вскрытыми одним ударом, глаза у них высосаны, лица изгрызены. Кэт не собиралась мстить каперам за гибель Торо. Все они лишь исполняли приказ. Следовали своей судьбе, своей подлой, насквозь лживой суке-судьбе. Чего и ждать, если твоя участь — в руках дьявола. Самого вероломного из дьяволов.
Китти урчит и рыгает, нажравшись на годы вперед. Сесил досадливо качает головой и недовольно смотрит на Саграду. А та сидит на ступеньке трапа и пялится в равнодушную небесную синь.
— Думаешь, перехитрила меня? — интересуется милорд. Или демон? Милорд демон. Забавно.
— Думаю. — Пиратке кажется, что улыбка у нее сейчас шире лица. — Сдохнем оба, тут и сдохнем. А можем еще пошалить. Напоследок. Пусть и не так, как ты хотел. Не всегда ведь выходит по-нашему. Что насчет пошалить, муженек? — И замирая от острого, смертельного наслаждения — победила! я победила! — Кэт откидывается назад, опираясь на локти и подставляя голую, беззащитную шею. Одно движение безумного Сесила — и жизнь кончится, Пута дель Дьябло встретится с Испанским Быком и со всеми, кто по ее милости умер без причастия в беззаконных пиратских водах. Она искупит грехи свои. Искупит.
— Встать! — Голос обжигает, точно многохвостая плеть. Саграда лениво подчиняется. И вовсе незачем так орать. Криком делу не поможешь. Вдвоем им не довести шлюп до берега, а значит, никакой Тортуги, никаких чертовых дочек, никакого будущего рабства. Не будет Пута дель Дьябло сидеть на цепи, видимой или невидимой, в особняке графа Солсбери, рожая ему ублюдков и свыкаясь с лютой, отравной страстью милорда демона.
Ужас окатывает Кэт от макушки до самых пят: трупы встают вместе с ней. Поднимаются из луж крови и блевоты, становятся по стойке смирно, свесив израненные руки вдоль мертвых тел. Мертвых, но пригодных для дальнейшего использования. Шлюп берет курс на Тортугу. Безумный Сесил стоит на капитанском мостике и попутный ветер бросает ему в лицо белокурые пряди, слегка тронутые ранней сединой.