— Думаешь, я должна стыдиться, как будто я извращенней вас, крылатых вуайеристов? — старательно растягивает губы в улыбке Саграда. — Полагаю, что нет.
Это не ложь. Просто очень на нее похоже.
— Думаешь, я должен стыдиться, как будто отнял у тебя что-то, чего у тебя никогда и не было? — так же старательно скалится Уриил.
— Полагаю, что да! — выпаливает Катя раньше, чем успевает воздержаться от ответа.
Ну вот, теперь придется объясняться.
— Андрея за мной послал, караулил, когда я про вечность ляпну, выжидал удобный момент, чтоб меня у Люцифера забрать… — Обвинения кажутся неубедительными даже Катерине, но она решает идти до конца и задать вопрос, еще более неловкий, чем разговоры о катином мазохизме: — Вы что, с адом в подкидного дурака играете?
— А вот и не угадала — в шашки! — хохочет ангел луны. — Пойми, Катенька, мировое равновесие на перемещении фигур держится. Денница мне как брат, я бы и рад не посягать на его, гм, имущество, но таков уж закон гармонии: едва у одного из нас появляется любимчик — мы сразу даем ему шанс перейти на другую сторону. Нельзя слишком долго держать раба при себе, от этого в нем иссякает человеческое. А люди должны оставаться людьми, даже если они антихристы или святые.
Ну, будем считать, обзорная экскурсия закончена. Можно встать, отряхнуться от райской землицы, поблагодарить за любовь-за ласку и отправляться назад. Домой. Туда, где, возможно, ждут. И возможно, волнуются.
Ах, да! Последний, фирменный райский аттракцион.
Искушение.
Что ж, думает Катерина. Ангелы не ведают пощады. Кто-кто, но только не они. Уберегая человечество, они легко жертвуют человеком. Зная мою слабость, мою тягу к подчинению, Уриил вполсилы не ударит. Сейчас очнусь в каком-нибудь восточном гареме, в шелковых шальварах и в косах с вплетенными в них дукатами, посреди комнаты, пропахшей пахлавой и пряностями, где на тахте, разметавшись, дрыхнет посторгазменным сном молодой красивый падишах. И самой мне будет лет семнадцать, и звать меня будут Заира, и я тоже буду молодое красивое животное, бездумное и бесстыжее, легко подчиняющееся сильной мужской руке, скорое на любовь и остуду, одержимое не стыдом, а похотью — вечно голодным монстром, одновременно жарким и ледяным.
Таким оно и будет, неизбывное искушение для тебя, вечной девочки: вернуть свою бездарно проебанную молодость, сбросить ярмо долга и дать, наконец, свободу своему внутреннему зверю.
Кэт меня вытащит, твердит себе Катя. Она ведь на себе испытала, каково это — выпустить своего зверя и утратить власть над ним. Китти, превращенная в львиноголового демона, всегда жаждущая, всегда несытая, тянулась за пираткой неугомонной тенью, чутко водя кошачьим носом над родным, пахнущим кровью следом, слизывая алые капли с ладоней Кэт, дожидаясь ласкового: «Взять, девочка!» как манны отнюдь-не-небесной, кровавой адской манны.
Искушать искушенного нужно тем, чего он жаждет получить — и знает, что никогда не получит, бодрится Катерина. Хорошо, что у меня есть тень, испытавшая все на свете Пута дель Дьябло, ей мои эротические фантазии насчет сексуального рабства — унылая повседневность. Тортуга.
Глава 8
Искушая искушенного
Кэт совсем не любопытна. Она не хочет знать, куда каждое утро срывается ее хозяин. Даже в мыслях у нее не получается называть графа Солсбери любовником, а тем паче мужем. Ну а милорд, вернув себе презрение аристократа к плебеям, никому ничего не объясняет. Поэтому все вокруг убеждены: полгода назад на Тортугу прибыла супружеская чета, бежавшая из метрополии или сосланная за преступления против бога и закона. Тут таких — половина острова. И никаких игр, любимых островными жителями, игр в любопытство, сочувствие и доверие. Слишком опасны, слишком непредсказуемы чужаки, несущие на своих кораблях, на каблуках стоптанных сапог, на полах камзолов в подозрительных пятнах миазмы большого мира. Слишком хорошо Тортуга помнит, каков он, большой мир, текущий золотом и кровью, алым и желтым течениями через равнодушную к людским бедам Атлантику.
Оттого никто не расспрашивает женщину в мужской одежде и ее юного, но уже седеющего спутника, кто они и как добрались до порта на пустом шлюпе, больше похожем на пиратский приз, чем на порядочное судно. И никто не приходит на порог их дома с теплым пирогом в руке и с теплой улыбкой на устах: здравствуйте, мы теперь соседи, позвольте влезть в вашу жизнь и вызнать всю подноготную. Месяцами предоставленные сами себе, лорд Уильям и мнимая леди Кэти разбивают друг друга гораздо чаще, чем могут себя склеить. Бывшая пиратка отчаянно рвется в море, бывший юнга держит ее мертвой хваткой: вначале на цепи, как в каюте корабля призраков, а там уже и цепей не требуется, когда выросший живот сковывает гибкое, ловкое тело Пута дель Дьябло не хуже кандалов с ядром.