— Что же теперь с твоими кавалерами будет? Завтра опять телефон обрывать начнут. — И он почему-то тонким голоском проговорил: — «Можно Светлану?.. Кто говорит? Так, один знакомый…»
— Папа, перестань!
— Доченька, где же твое чувство юмора? — не унимался Федор Александрович. Потом он обернулся к Андрею.
— Вот пишут, что в Москве транспортные тоннели стали под площадями рыть. Ты их видел, а?
— Видел, как роют.
— И где это?
— Под площадью Маяковского. И на Таганке, кажется.
— Во! Именно там и надо. Давно пора! Светлана засмеялась.
— Ты напиши скорей, где дальше рыть. Потом Андрей рассказал историю с голубой «Волгой».
— …Вчера вот был в милиции, — закончил он свой рассказ. — При мне выяснили, что машину передали в облздрав. И номер у нее теперь… даже запомнил. Тридцать четыре ноль семь. А сегодня — представляете? — звоню этому Ржавину, говорит: «Угнали ее, ищем».
— М-да… — задумчиво покачал головой Жгутин, — странная история.
Время шло незаметно, и, когда Андрей взглянул на часы, было уже около одиннадцати.
— Пора мне, — поднялся он из-за стола. — Завтра вставать рано.
И уже в передней, прощаясь, Андрей с чувством сказал Жгутину:
— Спасибо вам, Федор Александрович. За все спасибо.
— Ну ладно тебе, — смущенно откликнулся тот. Светлана схватила свою шубку.
— Я вас провожу чуть-чуть, Андрей. Ладно? Очень хочется перед сном прогуляться.
— Ну что ж. Пошли.
На улице похолодало. Дул резкий, пронизывающий ветер. Тротуары и мостовая под рассеянным желтоватым светом фонарей отливали стеклянным блеском. После неожиданного дождя наступил гололед.
Светлана поскользнулась и со смехом уцепилась за Андрея.
— Вы только смотрите, что творится? Ой, маме завтра будет работа.
И тут же поскользнулся Андрей. Проделав в воздухе немыслимый пируэт, он ухватился за дерево. Светлана снова залилась смехом.
— Ой! Вы такой громадный… как медведь… И так пляшете на льду…
Андрей с опаской отцепился от дерева, и они двинулись дальше, крепко держась за руки.
— Давно видели Семена? — спросил он.
— Больше я его не буду видеть.
— Это почему?
— Так.
Андрей не решился больше задавать вопросов. Светлана украдкой взглянула на него, потом вдруг спросила:
— Андрей, а вам нравится наш Брест?
— Очень.
— А крепость вы видели?
— Еще бы!
— Это, наверное, странно, но я до сих пор ужасно волнуюсь, когда туда хожу. Мне кажется, что я тоже там умерла бы, но не отдала ее врагу. Хотя, я думаю, все там волнуются. Правда?
— Конечно, волнуются, — Андрей смущенно усмехнулся. — В цитадели я даже примеривался, откуда бы я стрелял, — и убежденно добавил: — Я там первый раз в жизни почувствовал, что значат памятники боевой славы. Волна какая-то в душе поднимается, и хочется совершить что-то великое и благородное. И не обязательно, чтобы война…
Андрей внезапно умолк, а Светлана, коротко взглянув на него, закусила губу и ни о чем больше не спросила.
Они прошли до конца улицы и завернули за угол. Неожиданно до их слуха донесся натужный рев мотора.
— Буксует, — сказал Андрей. — Ох, водителям сегодня достанется! Светлана добавила:
— Во дворе застрял. Слышите? Вон оттуда ревет.
Она указала варежкой на ворота.
Когда Андрей и Светлана поравнялись с этими воротами, то увидели в глубине двора настежь раскрытый каменный гараж. В стороне, около палисадника, наклонившись на бок, буксовала машина. Как видно, ее пытались загнать в гараж. Мотор натужно ревел, машина тряслась, но с места не двигалась.
— Концерт устроили, — осуждающе заметил Андрей. — Всех теперь кругом перебудят.
— А что же делать?
— Как — что? Слить воду и на одну ночь оставить машину во дворе. Ничего с ней не случится.
— А вдруг угонят, как ту?..
— Ну, это редкий случай.
В это время машина перестала реветь. Мотор выключили. Стукнула дверца, и появился человек. К нему подошел второй, он, видно, толкал машину сзади. И оба, о чем-то переговариваясь, двинулись к воротам.
На улице они простились. До Андрея и Светланы долетели слова, сказанные одним из них, высоким и толстым:
— Позови Никифора. Чтоб машина до утра была в гараже. Ясно? Завтра, наконец, займусь ею!
Что-то знакомое почудилось Андрею в его удаляющейся фигуре.
Второй из собеседников суетливо огляделся, увидел молодых людей и, поминутно скользя, побежал к ним.
— Товарищ, — просящим тоном обратился он к Андрею, — помогите. Толкните машину. Я еще одного сейчас позову. А то из сил выбился, и, обернувшись к Светлане, добавил: — Уж я не знаю, как извиняться.
Через несколько минут к воротам подошел, сладко потягиваясь, еще один человек.
Все двинулись во двор, к машине.
Светлана осталась стоять в стороне, шофер сел за руль, а Андрей вместе с подошедшим человеком уперлись плечами в кузов машины.
Прямо перед глазами Андрея зажегся фонарик над номером машины. И он невольно посмотрел на белые, четкие цифры. Взревел мотор. Андрей нажал плечом. Сильнее. Еще сильнее…
Но перед глазами продолжали стоять белые цифры на номере машины. Только спустя какие-то мгновения Андрей вдруг понял, почему эти цифры так взволновали его. Тридцать четыре ноль семь!
Урча, машина медленно двинулась к гаражу. Андрей, продолжая упираться в нее плечом, лихорадочно соображал, как ему следует теперь поступить.
Шофер уже с благодарностью тряс ему руку, а Андрей все еще не знал, на что решиться.
Когда они, наконец, остались со Светланой одни, Андрей торопливо рассказал ей о своем открытии. К его удивлению, ока не растерялась, а, вся загоревшись от нетерпения, спросила:
— Что будем делать?
— Что делать?.. Вот что. — Андрей вдруг заговорил уверенно и спокойно. — Я останусь здесь, во дворе. Спрячусь около гаража. На всякий случай. А вы бегите к телефону. Ближе всего домой. Звоните в милицию. Пусть немедленно едут сюда.
— Хорошо. Только… — Светлана смущенно помедлила. — Спрячьтесь получше. Ладно?
— Ладно, ладно. Бегите. :
И Светлана легко, почти не скользя, побежала по кромке тротуара, где льда было меньше.
Когда ее высокая, худенькая фигурка скрылась за углом, Андрей медленно двинулся к воротам.
Зайдя во двор, он огляделся. Никого. Осторожно продвигаясь вдоль стены дома, Андрей добрался до гаража и прижался к его холодной, обледенелой стене.
Переведя дыхание, Андрей прислушался. Во дворе было тихо, только посвистывал ветер в голых ветвях деревьев.
Томительно долго тянулось время. Холод пробирался под пальто, коченели ноги. Андрей неслышно переступал ими, пытаясь согреться.
Внезапно откуда-то донесся неясный шум. Андрей насторожился. Его трясла мелкая дрожь то ли от холода, то ли от волнения. Зубы он стиснул, чтобы не стучали.
Шум повторился. Андрей весь подался вперед, оторвавшись от стены.
И в этот момент сзади на него обрушился удар. Человек бил наотмашь, чем-то тяжелым, хорошо прицелившись.
Удар пришелся по голове.
Андрей со стоном повалился на землю и потерял сознание.
Тихо… В палате всего четыре человека. Трое спят. Не спит только Андрей. Очень болит голова, какой-то дергающей, сверлящей болью. Эта боль почему-то отдает в плечо, и оно ноет и горит, словно раненое. Но главное — голова. Боль мешает думать, читать, разговаривать.
К Андрею никого не пускают… Двое суток он был без сознания… профессор из Минска…
Хотя нет, пускают. Только что от него ушел Ржавин. Ему разрешили пробыть десять минут. Что мог сообщить Андрей? Ничего, кроме того, что уже рассказала Светлана. Славная девочка. Врач сказал, что она всю ту ночь просидела здесь, в больнице. Но ее не пустили к нему. И на следующий день тоже. И сегодня опять. Пустили только Ржавина.
Да, Андрей ничего нового ему не сказал. Зато успел многое рассказать Ржавин. Они прибыли через десять минут после звонка Светланы, но нашли уже лежавшего без памяти Андрея и машину. Ее пытались выкатить из гаража, но она опять забуксовала. В машине под обшивкой и в подушках сидений оказалась крупная контрабанда: чуть не тысяча пар чулок, самых лучших, капроновых, и, что особенно ценно, большие мотки платиновой проволоки. «Загадка голубой „Волги“ почти разгадана», — смеясь, объявил Ржавин.