Его внимание привлекла самая нижняя из полок. Дно ее лежало на самом полу, вернее — должно было лежать, ведь ножек у шкафа не было. А на самом деле это дно находилось на порядочном расстоянии от пола. Что же под ним, под этим дном?
Андрей внимательно осмотрел доску. Она плотно, без единой щели прилегала к стенкам шкафа. И все-таки… Передний край ее ничем не закреплен, и если дверцы шкафа распахнуть до отказа… Да, да, ее, кажется, тогда можно выдвинуть.
Распахнуть дверцы мешали стопки посуды на полу. Андрей принялся отодвигать их в сторону.
— Я же говорю, он сейчас все перебьет! — звенящим от злости голосом воскликнула Муся. — А я потом из своей зарплаты отвечай! Не трогайте, вам говорят! Да что это, в самом деле!..
— Муся! — снова оборвал ее со своего места Юзек.
Андрей же не отвечал. Он был весь поглощен своей догадкой.
Наконец дверцы шкафа распахнуты. Андрей взялся руками за дно полки и потянул на себя… Еще… Еще сильнее… Дно даже не шелохнулось!
Озадаченный Андрей снова принялся изучать проклятую доску. Почему она не отодвигается? Ведь путь для нее свободен. Гвоздями она не прибита. Клея не видно. Он нагнулся еще ниже. И сразу же увидел тонкие металлические пластинки, вставленные по краям доски в узкие щелки между нею и стенками шкафа. А что, если вытащить эти пластинки? Эх, щипчики бы какие-нибудь!
— Мне нужны щипцы, — требовательно сказал он, выпрямляясь. — Фу! Даже спина заныла.
— У нас, к вашему сведению, не мастерская, а ресторан, — дерзко ответила Муся. — У нас щипцы только для сахара.
— Вот-вот, — Андрей обрадовался. — Такие и дайте.
Муся, ворча, открыла один из ящиков и почти бросила Андрею щипцы.
Совсем не просто оказалось ухватиться такими щипцами за узенькую, утопленную в щель пластинку. Но когда Андрей, все же изловчившись, вытащил их, хорошо отполированная и подогнанная доска легко выкатилась из пазов.
Все пространство под ней было плотно забито небольшими целлофановыми пакетиками.
— Чулки! — воскликнул Андрей.
— Что вы говорите?! — первым отозвался Юзек. — Откуда они там взялись?
Андрей насмешливо ответил:
— Об этом, дорогой товарищ, надо вас спросить.
— Понятия не имею.
— Тогда вот у этой девушки.
— Я вам что, справочное бюро? — зло ответила Муся. — Кто-то положил, а я отвечай?
— Ладно, разберемся потом.
Андрей чувствовал, как в нем просыпается ответная злость: так нагло, так бессовестно лгали ему в глаза эти люди.
— Продолжим досмотр.
Он огляделся. Черт возьми, да под любой планкой в стене, в утробе любого из кресел, за широкими плафонами ламп — словом, всюду можно спрятать что угодно. Разве все это можно осмотреть? А, собственно говоря, нужно ли? Тут требуется проявить «оперативное чутье», как любит говорить Ржавин.
— М-да, — заметил Ржавин и, кивнув на чулки, с надеждой сказал Андрею: — Вероятно, это не все.
Андрей и сам так думал. Его уже охватил азарт поиска, и чувства все обострились до предела. Он был уверен, что сейчас не пропустит ни одной, пусть самой мимолетной детали в поведении этого прохвоста Юзека и его девчонки-буфетчицы — детали, которая указала бы ему на направление нового поиска. Ведь вот же угадал он, что Юзек не боится за кухню.
Как же ведут себя эти двое сейчас? Девчонка, та не находит себе места, крутится и злится. Еще бы! Ведь за чулки в буфете отвечать ей! Юзек сидит в кресле, как прикованный, с невозмутимым лицом. Ну да, у него же еще болит нога. Он только подошел посмотреть на выдвинутое дно шкафа, потом снова вернулся на свое место. Прошел, хромая, мимо всех кресел и уселся на то, дальнее. И опять вытащил свои накладные. Так, так…
Андрей ощущал такое ликование в душе, так четко работала мысль, связывая воедино какие-то будто сами собой всплывающие детали, что он даже улыбнулся. «Что делает первый успех с человеком!»
Подчиняясь какому-то внезапно возникшему убеждению, он подошел к Юзеку.
— Будьте добры, пересядьте.
— Я вам мешаю? Мне трудно.
— Хотелось бы осмотреть кресло.
В этот момент Андрей уловил все сразу: и тревожную искорку в сумрачных глазах Юзека, и откровенный интерес в глазах Ржавина, и даже мимолетную гримаску испуга на кукольном Мусином личике.
Андрей вынул из кармана отвертку и с подчеркнутой неторопливостью стал вывертывать винтики из боковых стенок кресла. Извлеченная из кресла гора целлофановых пакетиков даже как-то не очень удивила Андрея.
— Что и требовалось доказать, — насмешливо сказал он, глянув на стоявшего у окна спиной к нему Юзека.
Тот остервенело задернул шторки на окне и, повернувшись, сказал:
— Вы еще ничего не доказали. Я, например, все эти чулки в первый раз вижу. Вот так.
И Андрей еще раз подивился его наглой выдержке.
Но тут неожиданно раздался строгий и какой-то напряженный голос Ржавина:
— Сейчас же раздвиньте шторки на окне! Быстро!
Юзек поднял на него глаза.
— А в чем дело?
— Это я вам объясню потом. Раздвиньте шторки! Ну!
Ржавин говорил зло и с таким напором, что Андрей даже удивился. Потом неизвестно почему его вдруг охватила тревога, и он с угрозой сказал Юзеку:
— Прошу подчиниться.
Юзек, пожав плечами, неохотно раздвинул шторки.
— Если вам так больше нравится… При этом он бросил внимательный взгляд на перрон. Ржавин усмехнулся.
— Что? Никто вашего маячка не заметил?
— Я вас не понимаю, — хмуро бросил Юзек, отходя от окна.
— Зато мы вас отлично поняли.
А Юзек вдруг подумал о том, что такой вот обыск с «психологией», с непонятно откуда взявшимися догадками не мог бы произвести таможенник еще десять лет назад. «Образованные очень стали, — решил он наконец, — и где их только натаскивают».
Вот уже лет тридцать, как работает Юзек на транспорте, он начал службу в панской Польше, работал и потом, когда Западная Белоруссия вошла в состав СССР. Работал он даже при гитлеровцах. Много повидал он границ и таможен и нигде не брезговал контрабандой. Крепко прилипла к нему эта привычка, хотя советская граница в отличие от других оказалась самой «глухой» и таможенники здесь от года к году становились все опытнее.
И ведь общий режим на границе стал мягче: меньше придирок, подозрительности, мелочности. Но в то же время — вот поди ж ты! — работать стало труднее. Просто сказать — невозможно стало работать «по-крупному», и только!
Юзек вздохнул и усталой походкой, чуть прихрамывая, вернулся к своему столику, где остались лежать его бумаги. На таможенников он старался не глядеть.
Закончив все таможенные формальности, Андрей и Ржавин вышли на перрон и остановились невдалеке, наблюдая за окнами вагона-ресторана. Ни одна шторка на них не дрогнула. Юзек, конечно, сообразил, что за ним наблюдают. Он понимал, что по возвращении из рейса его ждут крупные неприятности.
Когда экспресс отошел от платформы, Ржавин взял Андрея под руку.
— Ну, старик, ты бесподобен. Это, я тебе доложу, был спектакль.
— Вдохновение, — со скромной гордостью ответил Андрей и подмигнул Ржавину.
Они вошли в здание вокзала, пересекли огромный, полный народа зал ожидания и очутились в другом, поменьше, где размещались кассы. Небольшая очередь выстроилась к одной из них, со светящейся надписью «Предварительная продажа билетов».
Не успели друзья войти в этот зал, как Андрей вдруг резко увлек Ржавина назад и, только когда за ними закрылась высокая дверь, возбужденно произнес:
— Там, в очереди, стоит Засохо.
— Кто?! — не веря своим ушам, переспросил Ржавин.
— Засохо, я тебе говорю.
Действительно, в очереди к кассе стоял, величественно возвышаясь над другими пассажирами, в черном с бобровой шалью пальто и в бобровой шапке-«боярке» Артур Филиппович Засохо собственной персоной. Ржавин узнал его сразу, хотя никогда до этого не видел. Он торопливо сказал Андрею:
— Когда он уйдет, подойди к кассиру, узнай, какой билет он взял. Встречаемся вечером у тебя.