Вильсон, дернувшись, судорожно проглотил подкативший к горлу комок.
Все дно коробки было уложено советскими сотенными купюрами нового образца.
— На это я разрешения вам не давал, мистер Вильсон, — покачал головой Валька, еле удержав вздох облегчения. Он ощутил внезапную дрожь в пальцах и поспешно опустил сверток с икрой на стол.
Пока дежурный пересчитывал купюры, Вильсон стоял за его спиной.
Валька между тем устало опустился на стул. Ну вот, как будто и все. Скоро домой. Неожиданно он увидел свисавшую с другого стула шубу Вильсона.
— Здесь грязный пол, — громко сказал он по-английски и, нагнувшись, приподнял полы шубы.
В эти считанные секунды он почувствовал под пальцами сквозь слой материи ряд тонких и упругих пачек, вшитых вдоль нижнего шва правой полы.
— Коля, дай мне ножницы, — попросил Валька дежурного.
Вильсон обернулся.
— Проклятье… — яростно прорычал он. — Ну, погодите, господин таможенник. Вы меня еще вспомните.
Валька устало усмехнулся.
— Одно скажу: с работы меня за это не уволят.
Внезапно он подумал, как волнуется, наверное, сейчас Шалымов. И в «дежурку» он, конечно, специально не заходит, чтобы не стеснять Вальку, не связывать его инициативу и не создавать у Вильсона впечатления, будто случаю с ним придается какое-то особое значение. Молодец Шалымов, умница.
И впервые, может быть, сухой, ворчливый, вечно чем-то недовольный Анатолий Иванович показался Вальке очень близким и очень славным человеком.
Ржавин ввалился к Андрею в одиннадцатом часу вечера. Из-под расстегнутого пальто виднелась кожаная куртка на «молниях», в руках он держал чемодан.
Заметив через открытую дверь в комнату бутылку вина, он закричал Андрею:
— Ага! Молодец, старик! Налей и мне! Нет, погоди, я тебя сначала обниму!
Он трижды поцеловал Андрея и, обращаясь к улыбающейся Светлане, сказал:
— Мы сентиментальные мужчины, правда? Можно, на радостях я поцелую вас и еще вон ту рожу? — он указал на стоявшего в дверях Вальку.
— Можно, можно, — смеясь, ответила Светлана. — Даже ^нужно. Ой, мальчики! — она всплеснула руками. — Как все-таки замечательно, что мы опять вместе!
Она светилась такой радостью, что Андрей, глядя на нее, вдруг подумал, как о чем-то совершенно несбыточном: «Если бы моей женой была она, какой бы это был друг!» И еще он подумал, что она ведь красивая, как он раньше этого не замечал?
Ржавин перехватил его взгляд и усмехнулся.
— Пошли, пошли, — заторопил он. — Выпьем за самого счастливого из трех холостяков.
Он обнял за плечи Андрея и Светлану и запел:
— А что потом? — спросил Валька. — Один из них утоп?
— Не совсем, — откликнулся Ржавин. — Но тонет, старик, тонет. Спасать его, Светка, а? Как думаешь?
Светлана озорно скосила глаза на Ржавина и тряхнула кудрявой головой.
— Пусть тонет!
Когда разлили по бокалам остатки вина, Ржавин торжественно провозгласил:
— Дорогие товарищи, друзья, дамы и господа! Я буду краток. Предметом сегодняшнего разбирательства является весьма удачная — я не боюсь этого слова! — поездка в столицу Андрея Шмелева и вашего покорного слуги. Таких мы там, братцы, щук переловили, что и не снилось! Они от жадности и на пустой крючок кидаются. Но мы им доброго живца подпустили.
Ржавин радостно блестел глазами, и видно было, что он весь еще во власти недавних переживаний, что действительно успехом закончился его вояж.
— Кроме того, следует отметить, — тем же тоном продолжал он, скосив лукавый взгляд на Андрея, — одно счастливое для Шмелева событие в будущем, по поводу которого тут было сказано коротко и энергично: «Пусть тонет». Прения сторон считаю законченными, Шмелев от последнего слова отказался, и потому…
— Он будет краток! — саркастически заметил Валька. — Красноречие этих провинциальных юристов…
Ржавин свирепо уставился на него.
— Еще одно слово оскорбления в адрес Фемиды, и я тебя…
— Ах, так? Собираешься нарушать социалистическую законность?
Светлана весело постучала по столу.
— Мальчики! Как вы себя ведете?!.
— А ты кто такая? — задиристо спросил Ржавин.
Светлана неожиданно покраснела, и Андрей, увидев ее смущение, но не понимая его причины, все же пришел ей на помощь и возобновил прерванный появлением Ржавина разговор.
— …И точно вам говорю, эти попики ехали вовсе не для знакомства с нашей церковью. «Христианский союз молодых людей» — это прежде всего политическая организация и притом реакционнейшая.
— И это тоже надо знать таможеннику, — внушительно заметил Валька.
Андрей кивнул головой и посмотрел на Светлану.
Он уже несколько раз встречался с ней взглядом, и каждый раз при этом оба начинали вдруг, без всякого, казалось бы, повода счастливо улыбаться.
Неожиданно ход разговора изменился. Ржавин, посуровев, сказал:
— Допрашивал сегодня вашего Юзека. Цепочка-то начиналась в Москве, а кончалась на нем. Главные ее звенья теперь можно считать установленными.
— А польские товарищи нащупали продолжение этой цепочки у себя, — заметил Андрей. — Бжезовский рассказывал, когда приезжал.
— Выходит, — спросил Валька, — ты не с вокзала сюда, раз Юзека допрашивал?
— Нет, с вокзала я туда, — усмехнулся Ржавин, — а потом уже сюда. Кстати! — вдруг вспомнил он и обернулся к Андрею. — Толик мне сказал, что Юзека разыскивала какая-то тетка. Это верно?
Андрей загадочно улыбнулся.
— Нет, не верно.
— То есть как?
— А так, — и Андрей многозначительно добавил: — Нашлась, кажется, твоя старушка. Та самая…
— Старик! — закричал Ржавин. — Держи меня!
А то я начну опять тебя целовать! И Светку тоже!
Когда уходили, Андрей тихо спросил Ржавина:
— Ну как в Москве?
— Я же тебе говорю: богатый улов щук, а самая крупная из них — некий Евгений Иванович, твой подзащитный. И все, кроме него, уже дают показания и топят друг друга. Да как, ты бы видел! — усмехнулся Ржавин и, посерьезнев, добавил: — А вот мой пока в бегах.
— Засохо?
— Он самый, — и, неожиданно подмигнув, Ржавин добавил: — Ищем во всех городах, где у него связи есть. Но чует мое сердце… В общем попробуем потянуть теперь еще одну ниточку. Спасибо за старушку.
…Михаил Григорьевич Филин возвратился из Москвы в самом приподнятом настроении.
— Ну, мама, поздравь меня, — радостно объявил он с порога. — Я все-таки свалил этого старого подлеца.
Мария Адольфовна в черном, с белыми аппликациями халате еще пила утренний кофе. Увидев входящего сына, она величественно поднялась и поплыла ему навстречу. Пенсне гордо поблескивало на ее тонком, уже напудренном носу, на губах блуждала победоносная улыбка. Поцеловав сына, она сказала:
— Я была уверена, Мика. Его интриги ничем другим не могли кончиться. Ах, это было так низко!
Потирая закоченевшие от мороза руки — утро выдалось на редкость холодным, — Филин подсел к столу, и Мария Адольфовна налила ему кофе.
— Ну, рассказывай, дорогой, рассказывай. Боже, какой у тебя усталый вид!
— Ну, что тебе рассказывать? — помешивая сахар в стакане, ответил Филин, радуясь ее нетерпению. — Собралось все руководство и после короткого нашего сообщения — я говорил вполне лояльно — начали нас ругать.
— Вас? Обоих? Это же несправедливо!
— Тут надо понимать, — усмехнулся Филин. — Ругали нас обоих, даже, вернее, всю таможню, но, по существу, имели в виду прежде всего его.
— Ну, ну, и что дальше?
— Припомнили все, о чем я докладывал. Особенно тот инцидент с «Волгой».
— Да, да, ты так возмущался этим случаем.
— Словом, досталось. Он, — Филин сделал многозначительное ударение на этом слове, — вдруг схватился за сердце. Раньше я этого не замечал. Малов уж ему воды налил.