— Перебьёшься, пей свой лимонад и следи за котом. Не хватало, чтобы он тут всё переметил.
Луис, который хотел было возразить, что кот ему не слишком помешает, если спрыгнет на пол, решил промолчать, услышав последнюю фразу.
— Дома же он не метит…
— Дома уже не осталось ни единой вещи, которую он бы не пометил. Молчи уж, защитничек!
Они проговори до десяти часов, после чего Трейси и Деннис ушли. Луис прибрался в кухне, порадовавшись, что мебель не пострадала от инстинктов кота.
Уже ложась спать он подумал, что это был один из лучших его вечеров. Луис не успел как следует обдумать почему ему было так хорошо с новыми знакомыми, как таблетка снотворного затянула его в сон.
Ему снился очередной кошмар. На этот раз он оказался около здания полностью покрытого зеркальным стеклом. Он стоял и ждал. Наверху, в люльке, находился человек из-за которого он здесь был. Луису казалось, что он стоит здесь уже целую вечность. Он поднял фотоаппарат и навёл его на люльку, яркий отблеск от стекла ослепил его и Луис, зажмурившись, опустил камеру.
Теперь он стоял уже не на улице, а в каком-то коридоре, вокруг было множество дверей, но все они были забиты досками. Конец коридора терялся в темноте. Откуда-то Луис знал, что находится внутри стеклянного здания. В голове вдруг возникла мысль, что он может найти мойщика-самоубийцу, поговорить с ним, отговорить.
Луис идет по коридору, он помнит, что Ведьма запрещала ему пытаться предотвратить то, что должно произойти. Но так же он помнит (или знает?), как будет выглядеть тот парень, если прыгнет с шестнадцатого этажа.
Двери справа и слева всё так же заколочены, а впереди стоит непроглядная тьма, по мере того как он продвигается, она чуть рассеивается, давая разглядеть все тот же ландшафт.
Луис боится опоздать и идёт быстрее. Ведьма говорила что-то о наказании, и он знал, что оно его не минует, но он хочет успеть до того, как неизвестная кара его настигнет.
Неожиданно за спиной раздается скрежет. Луис оглядывается, но тьма заволокла коридор и позади него. Он ничего не видит, но точно знает, что там что-то есть. Или кто-то. Оно наблюдает за ним, и у Луиса, чувствующего на себе этот внимательный взгляд, от ужаса начинают шевелиться волосы на голове.
Игра в гляделки с невидимым соперником Луису надоедает и он, медленно отвернувшись, идет дальше. Сзади снова раздается скрежет, словно кто-то огромными когтями скребёт по стене. Причём и по правой и по левой одновременно. И что самое неприятное, звук приближается к Луису.
Он ускоряет шаги, и нечто из темноты тоже прибавляет скорость. Шум за спиной перемежается с треском ломаемых досок. Тех самых досок, которыми заколочены двери.
Луис бежит.
Судя по звукам, враг не отстаёт. Теперь Луис слышит топот и даже тяжелое дыхание. Оно шевелит волосы на затылке, и дыхание это не тёплое, как у любого живого существа, а холодное, леденящее кровь.
Луис чувствует, что время почти подошло, скоро самоубийца сделает шаг вперёд, и все действия Луиса окажутся напрасными. Ему надо найти комнату с окном, за которым висит люлька мойщика.
Преследующая его тьма разражается рёвом, от которого кажется готово остановиться сердце. Треск и скрежет совсем рядом, Луис вот-вот ощутит прикосновение преследователя.
Он боится повернуться, теперь он знает, что если обернётся, сзади будет не просто темнота, а тот, кто в ней скрывается. Тот, кто должен остановить его, не позволить спасти мойщика.
Впереди светлеет, в конце коридора он видит дверь. Она не заколочена, как все остальные и будто бы светится.
Нечто за спиной снова издает рык, и Луис ощущает, как воздух расступается, пропуская тело преследователя в последнем рывке. Он тоже кидается вперёд, рука сжимается на дверной ручке, поворачивает её и дверь распахивается внутрь. Луис, не останавливаясь, вваливается в комнату, а когда понимает что вляпался, становится уже слишком поздно.
Тьма позади с удовлетворенным вздохом растворяется, а он оказывается там, где и хотел, но совсем не в том качестве, на которое рассчитывал.
Луис стоит в люльке, внизу шестнадцатиэтажная пропасть, в глаза бьёт яркий солнечный свет. Но это уже не совсем он. Теперь он смотрит на мир глазами мойщика-самоубийцы. Смотрит вниз, завороженно, не отрываясь. Луис хочет закричать, остановить, но не может. Его тело, уже не принадлежащее ему, медленно, слегка лениво, переваливается через край люльки.
И он падает.
Воздух рвёт волосы и одежду. С силой бьёт по лицу.
Земля и небо мелькают перед глазами, когда тело переворачивается. Крик рвётся из груди. Из его груди, но мойщик не издает ни звука, а потому они, два человека в одном теле, летят в полной тишине.
После очередного переворота ему открывается вид быстро приближающейся земли. Он уже видит на асфальте то место возле машины, где сейчас упадёт. А ещё видит человека с фотоаппаратом поблизости.
И, прежде чем приземлиться на асфальт и разбросать свои мозги в радиусе нескольких метров, Луис понимает, что видит самого себя.
Проснулся Луис и впрямь от удара. Лицом об пол. Конечно, ударился он не только им, но и всем телом, но лицу было особенно больно.
— Ах, ты ж…! Черт! – он перевернулся и кое-как сел. Ощупал нос, убедившись, что не разбил его. – Зараза.
Сны аналогичные этому, за последний год стали довольно частыми гостями в голове Луиса. Ему снилось последнее происшествие, которое он снимал, и каждый раз Луис хотел предупредить, остановить, спасти. Нечто, что он ни разу не увидел, всегда пыталось остановить его. Догнать Луиса оно не успевало, но и сам Луис ещё ни разу не смог предотвратить чью-то смерть. Он всегда оказывался на месте человека, которого хотел спасти, и всегда испытывал на себе то, через что прошёл тот перед смертью.
Иногда, в момент пробуждения, сон мгновенно стирался из памяти, оставался только страх. К несчастью, такое случалось редко, чаще Луис помнил всё в подробностях.
— Отличное пробуждение. День обещает быть замечательным, — со стоном Луис поднялся с пола и поплёлся в ванную. Осмотрел в зеркале своё лицо и с огорчением убедился, что синяка не избежать. Скула уже покраснела, давая понять, что скоро расцветет замечательным фонарём.
Погода на улице испортилась. Шёл дождь, и в кухне пришлось включить свет. Луис достал пачку крекеров, банку арахисового масла и пока заваривался кофе, решил посмотреть телевизор. В новостях как раз показывали вчерашнего мойщика окон, сделавшего последний решительный шаг в своей жизни. Оказывается, он набрал огромное количество кредитов, но потерял работу и не смог их оплачивать. На новом месте платили слишком мало, и покрывать выплаты стало нечем. Когда после писем с напоминаниями пошли звонки, сначала холодно-вежливые, а затем с явными угрозами, мойщик, имя которого Луис намеренно пропустил мимо ушей, не выдержал. И сдался на потеху толпе, жадной до зрелищ и дешёвых сенсаций.
Луис почти равнодушно переключил канал. Именно из-за оставшихся не вытравленных за эти пять лет человеческих эмоций, он практически не смотрел новости, где могли всплыть его «клиенты» и слезливые истории их жизни, вплоть до не менее слезливой развязки. Его телевизор чаще всего был включен на спортивном или музыкальном канале.
Луису хватало собственных, постоянно присутствующих в голове, тягостных мыслей, чтобы ему навязывали их ещё и извне.
На экране появилась какая-то певица, весело отплясывающая на сцене с микрофоном в руках. Луис засмотрелся на её ноги и наконец, выкинул из головы самоубийцу.
Засунув в рот последний крекер, обмазанный арахисовым маслом, фотограф прихватил чашку кофе и направился в комнату, к компьютеру, где окунулся в мир интернета и окончательно выпал из реальности.
Через несколько часов Луис снова вышел на кухню за новой пачкой сигарет и, глянув на часы, подумал, что сегодня у него вполне возможно не будет вызова, по крайней мере, первая половина дня уже прошла, а гнетущего чувства, куда-то его зовущего до сих пор не было. Взгляд Луиса наткнулся на стоящую возле холодильника коробку с комиксами. На минуту он задумался, потом решительно поднял коробку и отправился к входной двери. Его путь лежал в соседнюю квартиру.