- Кто пострадал, Шерлок? – голос Джона звенит от отчаяния.
Черт, Шерлок совсем забыл о нем. Он лихорадочно соображает, как себя вести - нужно дать правильный ответ, чтобы не вызвать подозрений и сомнений – Джон отнюдь не дурак, и в состоянии отличить ложь от правды. Шерлок решает не лгать, а просто умолчать о своих выводах. Он поворачивается к нему и на миг замирает, сраженный такой прекрасной картиной, как Джон Ватсон в белой футболке и боксерах, босой, подтянутый, напряженный, мило встрепанный и до невозможности родной. Шерлок в два стремительных шага приближается к нему и обнимает.
- Ты только не волнуйся, - шепчет он, успокаивая, - только не волнуйся. Она жива, дышит. Порезы неглубокие. Похоже голова разбита, я не рискнул переворачивать. Сейчас скорая приедет. А вот с миссис Норрис совсем плохо, - Шерлок частит, заговаривая зубы, но Джон в его объятиях остается все таким же напряженным. – Думаю, она сердечница, по крайней мере, вела себя именно так. Покраснела, задыхалась, за грудь держалась… Но старая закалка дала себя знать, помчалась приводить себя в порядок, как только услышала, что скоро здесь будут мужчины… Нас с тобой она, похоже, за таковых не держит. Распространенное заблуждение о мужчинах-геях, мол, подружка, как девочка, нечего стесняться. А я, между прочим, сегодня тот еще стресс пережил, лицезрея обвисшую грудь миссис Норрис. И почему только пожилые леди…
- Шерлок, - прерывает его Джон, - кто пострадал?
- Джон, ты только не волнуйся, - смиряется Шерлок с неизбежным, - это Гарри.
- Что? – Джон дергается в его объятиях. – Как Гарри? Откуда Гарри? Этого не может быть! Господи, Мэри, почему? – Джон пытается вырваться из хватки Шерлока, но Шерлок держит крепко.
- Да откуда мне знать, почему, - бормочет Шерлок. – Она поправится, вот увидишь, все с ней хорошо будет, порезы несерьезные, не так их и много…
- Отпусти меня, Шерлок, - просит Джон, неожиданно замирая в его руках, и Шерлок вдруг пугается, что это относится не только к объятиям, но и в целом к их таким странным и только сформировавшимся отношениям.
Шерлок не хочет отпускать Джона, он хочет удержать его любой ценой, а еще объяснить, что он ни в чем не виноват, что не хочет, чтобы все, что случилось сегодня между ними, пропало. Шерлок слишком дорожит Джоном, чтобы отпустить его. Личный интерес не может улетучиться лишь по одному щелчку пальцев. Шерлок слишком глубоко увяз в этом личном интересе. Но всего этого сказать он не успевает, потому что где-то рядом с ними раздается стон, глубокий вдох и опять стон.
- Гарри! – кричит Джон, и Шерлок отпускает его.
Джон делает два неуверенных шага в ее направлении, падает на колени и шарит руками по полу, пока не натыкается на лежащую Гарри.
- Гарри, Гарри, - зовет он, находит ее руки и сжимает своими. – Гарри, ты слышишь меня?
- Джон? – Гарри опять стонет. – О, Джон… Что случилось? Что со мной? Как больно… - опять стон и вздох.
Шерлок опускается на пол рядом с Джоном заглядывая в глаза лежащей на полу женщины. Мутные и тяжелые, совсем не похожие на Джоновы, они обшаривают взглядом Шерлока, переходят на Джона, подмечая их взаимную близость и обнаженность. Зрачки расширяются, брови сходятся к переносице, разрезанной пополам глубоким порезом, из которого начинает опять течь кровь. Гарри стонет, скребет пальцами по холодному кафельному полу миссис Норрис, облизывает пересохшие губы.
- Что со мной, Джон? – выстанывает она, сжимая руку брата.
- Я не знаю, Гарри, - отвечает он, - я не знаю. Я не вижу тебя. Скажи, как ты сюда попала?
- Ты позвонил мне и попросил, чтобы я приехала, - отвечает она, с трудом проталкивая воздух в груди, - ты позвал меня, сказал, что я нужна тебе. Ты позвал, и я приехала, открыла парадное своим ключом, свет не горел, - она сосредотачивает блуждающий взгляд на слепых глазах Джона и говорит сейчас исключительно с ним. – Я хотела подсветить себе телефоном, когда что-то ударило меня по голове. Больше ничего не помню, - она опять облизывает губы. – Что со мной, Джон? Почему так лицо болит? Что это в глаза льется? Что это, Джон? – ее голос вибрирует на границе паники и истерики, и Шерлок решает вмешаться.
- На вас напал тот, кто убил Сару Сойер и Делайлу Келли. У вас, похоже, травма головы, я надеюсь, что несерьезная, и лицо порезано. А так все нормально, - произносит он скороговоркой.
- Нормально? У меня порезано лицо, а так все нормально? – повторяет Гарри. – Да вы издеваетесь… Все нормально… Джон, он издевается надо мной… Нормально… Я изуродована, вы это понимаете? Я – урод! Джон, я – урод! – ее тихий голос набирает обороты, кровь из ран выталкивается толчками, заливая лицо, шею, плечи, капая на пол.
- Я бы посоветовал вам молчать до приезда скорой, и вообще пластические хирурги сейчас творят настоящие чудеса, а в вашем случае все не так уж и страшно, парочка шрамов на лице… - произносит Шерлок, но тут Гарри начинает истерично хохотать, брыкаться, отталкивая руки брата.
- Гарри, Гарри… - бормочет Джон, пытаясь удержать ее, - тебе нельзя двигаться, Гарри… Успокойся… Гарри… - Шерлок замолкает, отодвигаясь, предоставляя ситуации возможность развиваться по собственному сценарию.
Скрипит дверь миссис Норрис и испуганно захлопывается обратно.
- Не закрывайтесь на задвижку, леди, - повышает голос Шерлок, - чтобы в случае чего нам не пришлось ломать дверь. Скорая будет через две минуты… - миссис Норрис за дверью испуганно охает.
- Шерлок! – измученно кричит Джон. – Сделай что-нибудь, Шерлок, умоляю…
- Надо как-то зафиксировать ее, чтобы не навредила себе, - произносит тот неуверенно, понимая, что под рукой, кроме пояса от халата, ничего нет.
Он наваливается на Гарри, прижимая беспокойные руки к телу, но голова ее продолжает мотаться из стороны в сторону, как у тряпичной куклы. Именно в этот момент появляются парамедики, и Шерлок с облегчением отпускает ее.
Ему приходится приложить максимум изобретательности и актерских талантов, чтобы убедить врачей в том, что порезы Гарри нанесла себе сама, а затем, в припадке неконтролируемой аутоагрессии, упала, стукнувшись головой о кафель миссис Норрис. Шерлок даже находит место удара, тыкая пальцем в острый окровавленный выступ ступенек, и парамедики, запутанные его многословием и логическими выкладками, уезжают, унося Гарри на носилках и уводя под руки невменяемую (относительно невменяемую, конечно, поскольку брошенных украдкой любопытных взглядов в сторону расходящегося халата Шерлока и боксеров Джона предостаточно, а это уже само по себе говорит кроме как о наличии хорошего вкуса, еще и о пребывании в сознании) миссис Норрис. Закрыв дверь за парамедиками, Шерлок уводит несопротивляющегося Джона наверх к небольшому погрому, устроенному загадочным призраком. Он усаживает Джона в кресло, отыскивает аптечку, приносит наспех приготовленный мятно-липовый чай и принимается вытаскивать стекло из ступней Джона. Джон молчит, стоически перенося неловкие Шерлоковы хирургические потуги. Не то, чтобы Шерлок не умел обходиться с пинцетом, очень даже ловко, даже когда подопытным являлся он сам, но никогда еще его не заботила сопутствующая боль. Он воспринимал ее обязательным неприятным приложением к самой процедуре. Собственную боль терпел, как терпел всегда, когда ему ее причиняли, а о других заботился мало. Но здесь и сейчас все иначе. Шерлок не хочет сделать больно Джону, он предупредительно осторожен. Всякий раз, когда кажется, что вот сейчас будет очень больно, Шерлок дует на ранку, гладит по коленке и уговаривает Джона потерпеть. Это глупо и смешно. Джон – взрослый мужчина возрастом за тридцать, и все эти действия, хорошо известно, не облегчают страдания. Но Шерлок все равно упрямо продолжает дуть, и гладить, и уговаривать, потому что здесь и сейчас из них двоих больно и страшно именно ему, а не Джону, и уговаривает не бояться Шерлок больше самого себя.
Потому что Джон молчит. Молчит с тех пор, как увезли Гарри. Смотрит перед собой, не реагирует на слова Шерлока, не отвечает, не морщится и даже не втягивает в себя воздух, когда, Шерлок знает это точно, боль становится особенно пронзительной. Джона будто нет в этой комнате, с ним. Он словно заблудился где-то в своих мыслях, в своих Чертогах разума, и Шерлок не может до него докричаться. Это чертовски пугает Шерлока. Он понимает, что это стресс, что все связано, скорее всего, с Гарри, будь она проклята, и ее ранами, в которых Джон винит себя. Кого же еще? Ведь только Джон Ватсон виноват в том, что люди все еще умирают, голодают, страдают, убивают… нужное подчеркнуть.