Более не дожидаясь, куда выведет разговор, Шерлок одним яростным пинком распахивает дверь и застывает на пороге в шоке от открывшейся картины. Джон сидит в своем кресле, испуганно подобрав босые ноги и прикрывая ими свои фривольной расцветки трусы, а на коленях перед креслом, очень близко, стоит совершенно обнаженный Гай Огден собственной персоной. Его одежда неопрятной кучей валяется на полу, а обнаженное худое нескладное тело сияет в свете заглядывающей поверх покрывала, наполовину закрывшего окно, луны. Шерлок моргает, и морок проходит – обыкновенное тело, вовсе не сияющее, а белое, как молоко, не загорелое, покрытое пупырышками мурашек. Но то, что это бледное голое тело тянется к перепуганному Джону, выводит Шерлока из себя.
- Что здесь происходит? – гаркает он, отчего Гай подпрыгивает и ошарашенно оглядывается на него в панике и каком-то отчаянии, а Джон внезапно успокаивается и даже, едва заметно, расслабляется (по крайней мере, кулаки разжимаются и ладонями вниз ложатся на подлокотники кресла). – Ты почему голый, Гай? – интересуется он, понимая, что нужно добивать противника, пока тот не очухался и сам не перешел в наступление.
- Голый? – восклицает Джон. – Гай, ты что, голый? Ты что, так по улице шел? – на лице его написано потрясение. – Тебя же могли в полицию забрать, - Джон явно обеспокоен, и Шерлок на мгновение злится на это неистребимое Джоново сочувствие всем сирым и убогим.
- Не шел он голым по улицам, - поспешно успокаивает Джона Шерлок, - здесь уже разнагишался, чтоб тебя потрясти, - Шерлок бросает уничтожающий взгляд на Гая. – Ален Делон тут нашелся…
- А сам-то? – вскидывается Гай, нисколько не смущаясь собственной наготы и даже не пытаясь прикрыться. – Разгуливаешь в Джоновом халате, а под ним-то, между прочим, ничего.
- А под ним, между прочим, я, - бесится Шерлок, которого этот глупый разговор начинает раздражать. Он буквально чувствует, как от препирательств с этим озабоченным юнцом понижается его айкью. – А ты вообще откуда знаешь, что это халат Джона? Может, я в собственном халате? С собой принес прозорливо, - Шерлок прищуривается, разглядывая Гая в новом свете.
- Это халат Джона, - твердо заявляет Гай. – Я знаю о Джоне все, потому что интересуюсь. А вот ты, несмотря на всю хваленую гениальность, ничего о нем не знаешь. Его любимая книга? Любимое блюдо? Любимый цвет? Умеет ли он плавать? Как звали его собаку? Боялся ли он в детстве темноты? Где он хранит детские фотографии? – тарахтит Гай в запальчивости, и Шерлок обиженно моргает – конечно, он ничего не знает о Джоне, потому что они знакомы всего несколько дней, но мальчишка, похоже, входит в раж. – Над пропастью во ржи. Спагетти. Желтый. Умеет. Глэдстоун. Боялся. В коробке из-под обуви в шкафу, - выпаливает он.
И наступает тишина.
- Ты что, за мной шпионишь? – потрясенно спрашивает Джон, Гай дергается.
- Это называется сталкерство, - тихо произносит Шерлок, - когда фанаты собирают любую информацию о своих кумирах. Джон стал твоим кумиром, Гай? Может, где-нибудь в твоей тайной коллекции есть украденные у него носки, трусы и носовые платки?
Гай вскидывается, гордо поднимая голову, и отвечает Шерлоку, игнорируя последний вопрос:
- Джон стал для меня и кумиром, и богом, и всем миром. Потому что я люблю его. Джон, я люблю тебя, - это он уже говорит Джону, протягивая к нему руки. – Пожалуйста, Джон, пожалуйста, дай нам шанс. Позволь мне показать тебе всю мою любовь. Позволь мне, Джон, - и Гай начинает беззвучно плакать.
Слезы катятся по его бледному лицу, по шее, по впалой груди, и Шерлок готов стукнуть его, потому что то, что происходит сейчас – запрещенный прием. Джон не тот, кто оттолкнет плачущего, не тот, кто перешагнет через слабого, не тот, кто выгонит в ночь. Но Шерлок держит себя в руках, потому что знает, Джон не простит, если Шерлок позволит себе подобную вспышку гнева. Гай все тянется к Джону и плачет, и просит о любви и жалости, а Джон молчит, слепо таращась куда-то поверх его головы. Как долго это продолжается, Шерлок не знает.
- Гай, - мягко останавливает это безобразие очнувшийся от собственных грез Джон, - ты все еще обнажен?
- Он все еще голый, - подтверждает мстительно Шерлок.
- Тебе надо одеться, Гай, - просит Джон. – Здесь прохладно ночью, ты можешь простудиться. И, мне кажется, Шерлоку не очень приятно видеть тебя обнаженным.
- Джон, я хочу почувствовать твое тело, - потерянно шепчет Гай. – Я люблю тебя…
- Гай, - останавливает его Джон, - ты любишь не меня, а мой образ, созданный в голове. Мы слишком долго встречались при отсутствии необходимости, медицинских показаний. Ты зациклился на мне. Тебе не нужна помощь на самом деле. Все, что нужно, это попрощаться. Нам с тобой попрощаться. Отпустить друг друга.
- Джон, ты не слышал, что я сказал? Я люблю тебя… Не хочу отпускать и прощаться. Я знаю о тебе все, это ли не доказательство искренности чувств? – восклицает Гай, заламывая руки.
Джон качает головой:
- При чем тут твои знания обо мне? Каким образом то, что ты знаешь, сколько у меня запломбированных зубов или веснушек на спине говорит о любви? Всего лишь о нездоровом любопытстве.
Шерлок облегченно выдыхает, только сейчас осознавая, насколько Джон ЕГО человек. Джон решительно поднимается, протягивая руку.
- Шерлок, - просит он куда-то в пространство, и тот понимает с полуслова, приближаясь к нему и сжимая его руку своей.
Губы Джона трогает улыбка. Он неуловимым движением перетекает-притирается к Шерлоку, и вот уже они стоят рядом друг с другом, словно пара. Гай смотрит на них сквозь все еще бегущие слезы.
- Я люблю его, - говорит Джон, перестав улыбаться. – Мы знакомы всего ничего и мало что знаем друг о друге. Наверняка не пройдем тест у миграционных служб. Но это не отменяет того факта, что без него мне не хочется жить. У нас очень много поводов держаться друг от друга подальше, - Джон хмурится, вероятно, вспоминая о Мэри, - но это просто невозможно. Меня тянет к нему так, будто мы спаяны намертво какой-то очень крепкой цепью. Мне сложно объяснить эти чувства, я сам их все еще осмысливаю, но одно – чистая и абсолютная правда - вот уже несколько дней, как Шерлок – самый дорогой и важный для меня человек, - болезненная гримаса кривит красивое лицо Гая, и Джон, будто увидев это, смягчается. – Ты еще встретишь своего человека, Гай, я обещаю. Ты узнаешь его сразу, не будет никаких сомнений. И он узнает тебя. А я… просто твой друг. И ты мой друг. А сейчас, пожалуйста, оденься, и мы все вместе пойдем и выпьем чаю. Я завариваю прекрасный чай, ты-то должен знать, раз настолько осведомлен обо мне…
Плечи Гая опускаются, глаза тускнеют. Он очень медленно поднимается с колен, сломленный словами Джона. Но Шерлоку не жаль его, этот человек покусился на ЕГО, Шерлока, собственность, и потому не достоин сожаления. Шерлок бросает осторожный взгляд на притихшего рядом Джона, и чистая ничем не замутненная радость разрастается в душе, а в голове стучит одна, но самая важная мысль:
- МОЙ, МОЙ, МОЙ…
И в этот момент где-то позади них с грохотом захлопывается дверь, а затем слышится пронзительный женский крик.
Шерлок оборачивается и в ужасе вздрагивает, до боли сжимая руку Джона. Гай вскрикивает, отступая на шаг. Зрелище и вправду ужасное. В дверном проеме стоит женщина в белом платье в мелкий веселый цветочек. Обычное домашнее платье свободного покроя чуть ниже колен, с длинным рукавом и вырезом под горло с деревенскими кружевными оборочками. Платье ветхое и застиранное, цветочки давно выцвели, а кружева утратили четкость рисунка и непорочность цвета. Женщина невысокого роста. У нее белые до плеч волосы, закрывающие лицо. Но не вызывает сомнения, что она смотрит на них из-за завесы волос. Она смотрит и кричит, и крик этот режет по ушам, бьет по нервам, терзает душу.
- Что происходит? – шепчет рядом Джон, но Шерлок молчит, и тогда Джон повышает голос: - Что происходит? Кто кричит? – и Шерлок снова не находит в себе сил ответить ему, лишь крепче сжимая руку, и тогда Джон кричит: - Что, черт возьми, происходит? – и тогда женщина перестает кричать. - Кто здесь? – снова опускается до шепота Джон, и его шепот кажется раскатом грома.
- Женщина в белом, - бормочет откуда-то сзади перепуганный Гай. – Женщина…
Рука Джона становится вялой и слабой в хватке Шерлока, дыхание сбивается, когда Джон шепчет:
- Мэри? Мэри, это ты?
И женщина в ответ хрипло шепчет: