- Я не суеверен, - Шерлок возмущен подобным предположением. – Хотел попросить, чтоб все было по-прежнему.
- Как до падения? – уточняет Джон, и Шерлок снова кивает. – А вам не приходило в голову, что, возможно, волшебная рыбка из вашего сна, - «Игорь», уточняет Шерлок, - пусть Игорь, - соглашается Джон, - был прав относительно того, что это не то самое, что вам действительно нужно.
- Вы шутите? – смеется Шерлок. – Хотите сказать, что мне не нужно быть нормальным?
- А вы разве были нормальным? – ручка опять замирает над блокнотом, и Шерлок некоторое время обдумывает вопрос.
- Вы правы, я и не был нормальным – высокоактивный социопат – достаточно страшный для вас диагноз? – Шерлок бросает быстрый взгляд на Джона, и тот медленно опускает ручку на лист бумаги, что-то старательно выводя.
- Это не диагноз, Шерлок, - мягко произносит он, впервые произнося имя Шерлока (приятно слышать его из уст Джона, потому что звучит оно необычно и волнующе), - это набор слов, - Шерлок задумчиво подносит пальцы к губам, складывая их привычным жестом.
- Может, вы и правы, - тихо произносит он, - может, вы и правы.
- Расскажите, чем вы занимались до падения, - просит Джон. – Кто вы по профессии?
- Единственный в мире консультирующий детектив, - с неудержимой горечью отвечает Шерлок. – Неужели не читали дела Мориарти? О лже-детективе, подстроившем несколько громких дел, чтобы сделать себе имя? Год назад об этом во всех газетах писали.
- Нет, - с едва завуалированным напряжением отвечает Джон, - не читал. Я некоторым образом устранился от новостей и политики в последнее время.
- А… Тогда понятно. Ну вы ничего не потеряли. А я – только работу. То, что осталось – всего лишь слабое подобие того, что было. Собственно, весь смысл сводится к дедукции – умению наблюдать. Вы видели это, когда я рассказал о вашем брате.
- Я думал, вы справки навели, - удивленно произносит Джон. – Сам бы так сделал, прежде чем обращаться за помощью к кому-то.
- Брат, может, справки и навел, - замечает Шерлок, - но мы с ним информацией не обмениваемся. Я все это увидел, - и не откладывая объяснение, рассказывает, каким образом пришел к озвученным выводам.
Джон восхищен и потрясен. Задумчиво грызет кончик ручки, барабаня пальцами по блокноту:
- Невероятно, потрясающе!
Воодушевленный его словами, Шерлок продолжает производить впечатление:
- Вот вам еще один пример. Ваша пациентка, с которой я столкнулся в дверях, с короткой стрижкой. У нее явные проблемы с алкоголем, она болезненно фиксирована на ком-то из близких родственников, порой демонстрирует агрессивное поведение. Не работает, находится на содержании того самого родственника. Недавно пережила расставание с очередной любовницей, но на самом деле она сама постоянно отталкивает всех своих подружек, потому что бежит от серьезных отношений, они ей не нужны… - тут Шерлок замирает, замечает теплую улыбку на губах Джона и расстроенно бьет ладонью по подлокотнику кресла. – Это была ваша сестра, а не пациентка, да? У вас не брат, а сестра, ведь так?
Джон кивает:
- Да, сестра, Гарри. Но в остальном вы все правильно сказали. Это потрясающе!
Шерлок досадливо дергает плечом:
- Всегда есть что-то!
Джон покашливает, чтобы привлечь внимание Шерлока.
- У нас еще есть время. Может быть поговорим о вашем детстве? – предлагает он, что-то записывая при этом в блокноте. – Если проблема фобии в недавнем падении, то детство должно быть безопасной территорией.
Шерлок отворачивается от Джона, чтобы тому не удалось увидеть выражение отчаяния на лице, и долго смотрит на Игоря, равнодушно плавающего за стеклом. Когда молчать дольше кажется неприличным, он решается озвучить щекотливый момент из далекого прошлого:
- Я не помню своего детства, Джон. Ну, может быть, год жизни, а дальше детство закончилось, - Шерлок снова смотрит на Джона.
- Не понимаю, - ручка опять замирает над блокнотом, и Шерлок вдруг замечает в пшеничных волосах Джона седые нити, а ведь он совсем еще не стар, мелькает мысль, откуда эта ранняя седина?
- Да все просто, - Шерлок проводит устало рукой по лицу, - в пять лет я заболел менингоэнцефалитом, полгода провалялся в кровати и едва не умер. Это совпало со смертью отца. Все мои воспоминания начинаются с того момента, как я пришел в себя. Целый год после болезни мы прожили с мамой в поместье вдвоем. Брат учился в университете, отец лежал в склепе на домашнем кладбище. Это и был год моего детства. Потом мама умерла, мне наконец исполнилось семь лет. Брат стал моим опекуном и отправил меня в закрытую школу для мальчиков. Детство закончилось.
Джон кусает ручку, уставившись в свой блокнот. И как только его пациенты не стащили и не уничтожили еще этот рудимент эпистолярного жанра?
- Год – это целая жизнь, - наконец произносит Джон, - расскажите, каким был этот год. Конечно, если воспоминания не болезненные.
Шерлок усмехается – эти воспоминания, наверное, самые добрые и счастливые. О том годе жизни с мамой в поместье говорить одно удовольствие. Он набирает воздуха в грудь и начинает рассказывать про те времена: как им с мамой было хорошо вдвоем, как она играла для него на пианино и сама пела детские смешные песенки, как она сидела у его постели, пока он не засыпал, как она читала ему книги, как они ходили гулять далеко за пределы поместья, к вспаханным полям и даже дальше, как она подарила ему набор юного химика, и на следующий день он устроил в кухне пожар, как они наряжали елку на Рождество, и что он нашел под ней на следующее утро. Шерлок рассказывает о ее мягком голосе и теплых руках, о ее волосах, которые щекотали шею, когда она обнимала его и запахе корицы и меда, которыми от нее пахло. Он рассказывает о кухарке Марджери и привратнике Энтони, о гувернере мистере Линэе и учителе Клаусе, который показал маленькому Шерлоку азы игры на скрипке. Шерлок рассказывает о своей коллекции бабочек и марок, о большом пожарном автомобиле, о деревянном коне Вильгельме и плюшевом медведе Марти. Шерлок взволнован – он так давно не вспоминал тот самый счастливый год своей жизни, что кажется, с высоты своих за тридцать лет, будто все это было не с ним, а с каким-то другим маленьким шестилетним мальчиком. Тот мальчик никогда не стал бы одиноким язвительным социопатичным Шерлоком, они слишком разные. Прозвеневший звонок на таймере обрывает поток воспоминаний, и Шерлок захлебывается незаконченной фразой, внезапно замолкая.
- Время вышло? – удивленно говорит он, глядя на Джона.
- Мы увидимся послезавтра в это же время, - успокаивает его Джон. – Вам подходит?
- Да, - соглашается Шерлок, потрясенный тем, что говорил о своем детстве с чужим человеком, - да, вполне, - он поднимается, собираясь прощаться, но Джон еще не отпускает его, крутит в руках ручку, задумчиво глядя в свой блокнот.
- Мы могли бы попробовать гипноз, - неуверенно предлагает он, по-прежнему не глядя на Шерлока. – Провалы в памяти детского периода…
- Нет-нет, - прерывает его Шерлок, - не надо гипноза. Я не поддаюсь, кроме того, для меня стало привычкой удалять из памяти ненужные воспоминания, чтоб не засорять жесткий диск. Провалы в памяти – не проблема.
Он не успевает закончить фразу, потому что дверь открывается и заглядывает Сара.
- Пойдемте, мистер Холмс, я вас провожу, - произносит она, бросая обеспокоенный взгляд на Джона.
Тот молчит, уткнувшись взглядом в блокнот, все еще крутит в руках ручку.
- До свидания, Джон, - говорит Шерлок.
- До свидания, - соглашается Джон, так и не взглянув на Шерлока.
Это разочаровывает, но чтобы отказаться от второго сеанса, даже мысли не мелькает. В холле Сара задерживает его, чтобы уточнить по поводу следующего раза. Пока она что-то заносит в ежедневник, Шерлок оглядывается, отмечая полное отсутствие мебели в широком холле, кроме жмущегося в углу телефонного столика и вешалки, но уже без прежнего энтузиазма – он слишком вымотан воспоминаниями. Наконец, они прощаются, и Шерлок выходит из квартиры. К себе домой он бежит, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы опередить подступающий приступ паники, и это почти удается. Захлопнув дверь, приваливается спиной к стене в небольшой прихожей миссис Хадсон, восстанавливая дыхание. В кармане пищит телефон. Шерлок игнорирует его, зная, что это - Майкрофт. Но он не хочет говорить с любопытствующим братом – сегодняшняя встреча с Джоном - слишком личное.