Я при этом не присутствовал. У меня надвигалась самая ответственная операция, которую я когда-либо делал в этом мире.
С утра меня слегка потряхивало, хотя я знал, что даже если мой пациент умрет, ничего неожиданного в этом не будет. Тем более, что Ходкевич с утра уже пообщался с отцом Варфоломеем, и оставил завещание для племянника.
Но я о таком исходе старался не думать и лишь перебирал в голове на сотый раз, все ли я сделал, чтобы все прошло благополучно.
Когда я зашел в операционную, у меня появилось чувство полного де жа вю.
Как будто это уже было и повторяется вновь. Светлая операционная ассистенты, ожидающие меня у стола, на котором лежал больной. Племянник Ходкевича сидел на лавке у стены, также одетый в халат и маску.
Я подошел к рукомойнику, висевшему на стене, и взял кусок мыла с магнита (небольшом кусочке магнетита, закрепленного в бронзовом держателе) и начал мыть руки, затем подошел к двум тазам стоявшим рядом на табуретах и стал мыть руки в слабом растворе аммиака. Пока мыл руки, вспоминал эпопею с мыловарением. Оказывается, мыло уже вовсю продавалось, но стоило таких денег, что мне было проще организовать маленькую мыловарню для собственных нужд. А вот с нашатырным спиртом пришлось повозиться. Найти и купить нашатырь, потом получить достаточно крепкую щелочь, ну и для завершения придумать, как растворить получившийся газ в воде.
Но в конце концов все преграды были устранены, и в результате я сейчас закончил мытье рук по методу Спасокукоцкого, и приступил к их дублению спиртом.
После этого на меня надели стерильный халат, а затем перчатки.
Больному уже был начат наркоз, в его правом предплечье торчала большая грубая игла, к которой была подсоединена трубка капельницы. На штативе висела двухлитровая бутылка с физраствором.
На другой руке была манжетка для измерения артериального давления.
Операционное поле было отграничено и обработано.
Сегодня вместе со мной у стола стояло несколько человек, два ассистента, которые вместе со мной будут принимать участие в операции, один дающий наркоз и последний, следящий за пульсом давлением и капельницей.
Я протянул руку и в ней мгновенно оказался скальпель, вздохнул и, прочитав короткую молитву, начал делать разрез.
Срединный разрез в верхней трети живота был сделан, рана просушена, брюшина подшита и сейчас в рану были вставлены расширители и один ассистент теперь выбыл из участия в операции — его задача держать эти зеркала.
В моих планах была простая гастроэнтеростомия (подшивание кишки к желудку), Ходкевич был крайне истощен, и ослаблен, поэтому мне хотелось завершить операцию, как можно быстрее. Тем более, что я совершенно не представлял, что меня ждет, когда я дойду до больного органа. Мне по любому вряд ли удастся понять, что там онко или обычный язвенный стеноз. И я решил делать заднюю позадиободочную гастроэнтеростомию по Петерсену. Кажется, он сделал ее еще в 19 веке, так, что я всего лишь не намного опережу его в этом.
Сейчас по моей команде ассистент отвел сальник вместе с поперечно ободочной кишкой вверх, Я протянул руку и в нее лег мягкий кишечный зажим, который я наложил на петлю тонкой кишки. В это время раздался голос другого ассистента:
— Давление начало падать сейчас сто на восемьдесят.
— Я скомандовал:
— Прибавь капельницу темп одна капля на счет сто один, и продолжил свое дело, в мою руку лег снова скальпель- разрез в брыжжейке поперечно ободочной кошки и в этот разрез выводится часть задней стенки желудка и вновь накладывается мягкий зажим. Я свел зажимы вместе и отграниченные ими участи кишки и желудка были совмещены, снова скальпель разрез желудка и кишки, тщательный туалет вокруг и у меня в руках иглодержатель, двухрядным швом ушивается анастомоз между желудком и кишкой. Разрезанные края брыжейки подшиваются к желудку. Все, быстрая ревизия брюшной полости и мы выходим из нее. Ушиваю наглухо разрез брюшной стенки и командую прекратить наркоз. Слушаю рапорт ассистента давление восемьдесят на шестьдесят. Пульс девяносто.
Ну, вот и все теперь пища из желудка у моего пациента пойдет не в двенадцатиперстную кишку, а в тонкую, это конечно чревато развитием всяких осложнений в будущем, но сейчас это не так важно, важно то, что он будет жить.
Я стянул перчатки с рук, локтем вытер пот со лба.
Эх, где вы мои девочки, которые так ловко делали это во время операций в моей прошлой жизни.
Видя, что мы отошли от стола, племянник Ходкевича подошел к нам, и боязливо косясь на зашитый разрез в животе своего родственника, спросил: