— А я вам что говорила? Мужик немногословный, — смеется она. — Догоняйте — он ждать не будет.
— Спасибо за чай.
— Не за что. Приходите в гости, когда устроитесь.
Я автоматически обещаю, хотя сразу понимаю, что не сдержу слова, и торопливо выхожу на улицу, где обнаруживаю Йестина, сидящего верхом на квадрацикле, заляпанном грязью.
Я невольно отступаю. Не хочет же он, чтобы я села на это позади него? Притом что я знаю его меньше пяти минут?
— Это единственный способ попасть туда! — сообщает он, перекрикивая шум мотора.
Голова у меня идет кругом. Я пытаюсь соизмерить практическую необходимость увидеть этот дом с испытываемым мною первобытным страхом, из-за которого мои ноги приросли к земле.
— Если едете, тогда садитесь.
Усилием воли я заставляю ноги сдвинуться с места и робко усаживаюсь позади него. Никакой рукоятки передо мной нет, но я не могу отважиться на то, чтобы обхватить Йестина руками, поэтому, когда он жмет на газ и мотоцикл устремляется по ухабистой тропе вдоль моря, я просто вцепляюсь в свое сиденье. В заливе, который тянется рядом, сейчас прилив, и волны яростно бьют в скалы, но когда тропа начинает уходить вверх от берега, Йестин сворачивает в сторону от моря. Он что-то кричит мне через плечо и показывает, чтобы я посмотрела вперед. Мы перемахиваем через очередную неровность рельефа, и я ищу глазами то, что, как я надеюсь, станет моим новым пристанищем.
Бетан назвала это коттеджем, но на самом деле Блаен Седи недалеко ушел от хибарки пастуха. Слой штукатурки, некогда белой, давно проиграл свою схватку со стихией, и теперь домик выглядит грязно-серым. Деревянная дверь кажется непропорционально большой по сравнению с двумя крошечными окошками, выглядывающими из-под свеса крыши, в которой есть застекленный люк; это указывает на то, что, по идее, тут должен быть второй этаж, хотя места для него вроде как и нет. Теперь мне понятно, почему Йестин пытался представить это как домик для пикников, сдаваемый на выходные. Даже у самых изобретательных агентов по недвижимости были бы большие проблемы при попытке объяснить потенциальным клиентам сырость, карабкающуюся по наружным стенам, или покосившийся шифер на крыше.
Пока Йестин отпирает дверь, я стою спиной к коттеджу и смотрю в сторону побережья. Мне казалось, что отсюда я увижу парк трейлеров, но проселочная дорога здесь уходит от берега вниз, оставляя нас в неглубокой ложбине, прячущей линию горизонта. Залива отсюда я тоже не вижу, хотя могу слышать грохот волн, бьющихся о скалы, — каждый следующий удар доносится на мысленный счет «три». Над головой кружат чайки, их крики напоминают мяуканье котят; меня непроизвольно передергивает, и почему-то вдруг очень хочется зайти в дом.
Помещение на первом этаже имеет в длину меньше двенадцати футов. Шероховатый деревянный стол отделяет жилое пространство от кухонной зоны, приютившейся под мощными дубовыми стропилами.
Верхний этаж разделен на спальню и крохотную ванную комнату, где стоит сидячая ванна. Зеркало от возраста покрыто мутными пятнами; испещренная мелкими трещинками поверхность искажает мое отражение. У меня вообще бледное лицо, что часто встречается у рыжих, но из-за скудного освещения кожа кажется еще более прозрачной и очень белой по сравнению со спадающими до плеч темно-рыжими волосами. Я снова спускаюсь на первый этаж, где Йестин складывает дрова рядом с очагом. Закончив с этим, он пересекает комнату и останавливается напротив плиты.
— Она довольно темпераментная, такое уж это устройство, — говорит он и распахивает духовку. От этого резкого металлического звука я вздрагиваю.
— Так я могу снять этот коттедж? — спрашиваю я. — Пожалуйста! — В моем голосе звучат нотки безысходности, и я не знаю, что он может обо мне подумать.
Йестин подозрительно косится на меня.
— Но деньги-то у вас есть, да?
— Да, — твердо отвечаю я, хотя понятия не имею, на сколько хватит моих сбережений и что я стану делать, когда они подойдут к концу.
Мой ответ его не убеждает.
— У вас есть работа?
Я вспоминаю о своей студии со слоем глиняных черепков на полу. Боль в руке уже не такая сильная, но чувствительность пальцев очень ослабла, и я боюсь, что вообще не смогу больше работать. Если я больше не скульптор, тогда кто же я?
— Я художница, — в конце концов заявляю я.
Йестин хмыкает, как будто это все объясняет.
Мы договариваемся об аренде, и хотя плата смехотворно мала, вскоре она все равно съест все деньги, которые я откладывала. Но этот крошечный каменный коттедж на ближайшие несколько месяцев мой, и у меня вырывается вздох откуда-то взявшегося облегчения.