Теперь я был рад пролететь мимо Инсбрука. Отсюда, по причине плохой погоды, я полетел вдоль равнины. Как раз перед Швацем я заметил, что правый двигатель начинает закипать. Я немедленно его выключил. Так я и летел на двух оставшихся двигателях через Кюфштайн и Розенхайм на Мюнхен. Там очень встревожились, получив мой сигнал PAN. К счастью, пассажиры даже и не подозревали о возникшей угрозе. Напротив, благодарили меня за то, что мы снизились ниже кромки облаков до того, как покинули Альпы, и благодаря этому они смогли полюбоваться горами вместо того, чтобы смотреть на однообразные и бескрайние облака. Я не стал их разочаровывать.
Когда мы обследовали правый мотор, который я был вынужден отключить, то увидели трещину в системе подачи топлива в карбюратор. Для улучшения подачи топлива моторы оснастили цилиндрами с теплой водой. По причине низкой температуры во время падения самолета вода замерзла. Когда мотор прогрелся, из-за взрыва оторвало кусок алюминиевой обшивки, и вода вновь начала поступать в карбюратор. После того как большая часть воды вытекла, та, что еще осталась, начала кипеть.
Несмотря на отдельные неудачи, мне в целом пока сопутствовала удача. Если бы моторы замерзли на пять минут раньше, я бы в то время находился над чрезвычайно высоким горным массивом Сарнталер, чьи вершины постоянно окутаны облаками, и во время планирования мы почти наверняка врезались бы в одну из них.
Весенние бури озадачивают
Весенний ураган, называемый фоэн, доставлял нам немало проблем. Фоэн представляет собой целый фронт непогоды, который приносит с собой с юга яростные бури и проносится над горами. В то время мы не могли летать над штормовыми потоками, поскольку при нормальной загрузке не поднимались выше 4300 метров, а с легким грузом, в лучшем случае, до 4500 метров, тогда как завихрения фоэна достигали 5200 метров. Тишина и покой царили выше. Воздушные ямы в том районе, где бушевал фоэн, доставляли нашим самолетам немало неприятных сюрпризов. Часто нам не удавалось удерживать машину на заданной высоте. Мне приходилось сталкиваться с порывами ветра, которые, если не прибавить обороты двигателям, могли бросить самолет на тысячу метров вверх, и с такими порывами, которые бросали самолет с включенными на полную мощность двигателями на тысячу метров вниз. Когда вы летите над горами высотой 3500 метров, а стрелка высотомера неожиданно показывает отметку 3200 или даже 3000 метров, нетрудно себе представить, что вы можете слегка испугаться.
В спокойную, ясную погоду полет над Альпами – самый замечательный маршрут, который я знаю. За многие годы я пролетел над ними несколько сотен раз и каждый раз испытывал новые ощущения. Альпы завораживают своим девственным величием и неотразимой красотой. Они постоянно меняются – в зависимости от времени года и времени суток. С высоты открывается необыкновенно широкий обзор, и кристально чистый воздух позволяет вам видеть окрестности на 300–400 километров. Это на самом деле величественная картина.
Однако в непогоду Альпы выглядят весьма мрачно. Проявляются природные силы небывалой мощи. Я имею в виду грозовые шквалы в горах, которые, как утверждают, появляются вследствие того, что под лучами солнца ледниковая масса превращается в водяной пар и он вызывает воздушные завихрения. На высоте 8 тысяч метров формируются грозовые фронты. Они часто сопровождаются сильными порывами ветра и вызывают град или дождь со снегом, и летчики предпочитают обходить их стороной. В большинстве случаев удается проскочить между грозовыми фронтами, пока они еще не набрали силу, если только они не идут с западной стороны сплошным фронтом.
Однажды я в очередной раз летел из Милана в Мюнхен. У меня на борту находился только один пассажир, крупный промышленник из Милана. Прогноз погоды был исключительно неблагоприятным: сильные грозовые шквалы с градом – одни уже у Бреннера, другие на подходе. Их ни обогнуть, ни пролететь над ними. Но поскольку сплошной грозовой фронт уже прошел, а следующие за ним бури, как известно, обладают меньшей силой, я поднял самолет в воздух. Пролетая над Бреннером, я увидел, что черные тучи громоздятся одна на другую, сверкают молнии и сыплется град. Я повернул обратно к Тренто, чтобы посадить там самолет и переждать, пока буря пройдет. На земле я постоянно слушал сообщения о погоде, поступавшие из Бреннера, – так шли часы. Когда в конце концов я услышал, что небо над Бреннером прояснилось, то решил взлетать. В этот самый момент поднялся ора. Самолет находился на высоте 60–80 метров над поверхностью земли, когда сильный порыв ветра бросил его метров на 50 вниз. Удар ветра был такой силы, что мне показалось, будто с треском ломаются крылья. Самолет почти коснулся земли. Затем машину резко подбросило вверх на 40 метров, так что между ней и землей опять была воздушная подушка, но тут я вновь почувствовал такой толчок, что подумал, не упал ли самолет на землю.