Мой самолет оснастили гироректором для его испытаний во время полета над Альпами. На мой взгляд, эксперимент прошел удачно. В самом начале испытаний многие из моих коллег не хотели верить в то, что я, используя этот прибор, налетал несколько сотен километров в условиях густой облачности и при этом не разбился. Итальянцы часто теряли дар речи, когда я приземлялся в Милане в плохую погоду, в то время как их машины, пытавшиеся прорваться сквозь сплошную облачность в течение трех или четырех часов, возвращались обратно.
Очень часто тогда мне приходилось слышать: «Герр Баур, но это же совершенно невозможно, чтобы вы прибыли из Мюнхена!» – «Да, но я прибыл именно оттуда!» – «В такую погоду никто не может пролететь над Альпами!» – «Я пролетел над Альпами потому, что ориентировался по „гироректору“!»
В конце концов они стали просто хвататься за голову. Вероятно, по радиопеленгам они установили, что я не всегда точно следую самым коротким маршрутом. Это случалось потому, что во время ветреной погоды стрелка компаса была нестабильной и сбивала меня с курса. Приходилось мириться с этими отклонениями, поскольку гироректор показывал только горизонтальное положение самолета, а не боковые отклонения вправо-влево. Этот недостаток был исправлен позднее, когда был изобретен угломер, который показывал отклонения от курса в стороны. Используя сразу два таких прибора, можно было летать на большие расстояния, ориентируясь только на их показания, – даже в тумане и при плохой погоде, при этом без особого риска. Как часто ранее во время полетов над Альпами, Юрой, Фихтельскими горами или над Тюрингским лесом мы вынуждены были поворачивать обратно из-за густого тумана, который заволакивал не только горные вершины, но и долины, над которыми приходилось лететь в непроглядной мгле. После внедрения этого изобретения мы стали чувствовать себя в воздухе значительно свободнее. Полностью контролируя ситуацию, мы летели между слоями облаков или же вообще выше облачного слоя. Теперь самую главную проблему представляла связь с аэропортами во время взлета и посадки. Это не означает, что во время полетов мы не сталкивались с другими проблемами, но они также получали свое решение. Разумеется, «Люфтханза» была очень заинтересована в таких изобретениях. В зимние месяцы компания часто привлекала летчиков к испытанию различных приборов и их функций.
Увы! У всего есть и оборотная сторона
Мы периодически сталкивались с проблемой оледенения двигателей и ранее, но она не представляла собой особой опасности для авиации до поры до времени, вплоть до изобретения навигационных приборов, сделавших возможными полеты в условиях плохой видимости, поскольку до этого мы просто облетали облака стороной. Однако теперь мы стали погружаться в эти громадные скопления водяных капелек и проводили внутри них довольно длительное время. Ошибочно полагать, что наибольшую опасность представляет чрезвычайно низкая температура внутри облака, где содержится большое количество льда. На самом деле наибольшую опасность во время полета представляет температура от 2 до 8 градусов ниже нуля. При температуре ниже еще на 2–3 градуса оледенение протекает сравнительно медленно, но оно также может достигнуть критического уровня. При более низких температурах вода замерзает мгновенно, не покрывая поверхность крыльев, а стучит по ним как дробь. Естественно, что, когда возникала опасность оледенения в облаках, мы старались летать как можно выше, где стояла максимально низкая температура.
Излишне говорить о том, что наука быстро осознала новую опасность, изыскивая всевозможные способы противодействия ей. Производители самолетов, например «Юнкерс», помещали машины в морозильные камеры, чтобы испытать соответствующие изобретения. Так же и измерения, которые мы проводили во время полетов в условиях реального оледенения, давали ценную информацию для этих исследований. Изучались все типы льда: чистый лед, дождь со снегом, град, а также лед из торосов.
Как правило, опасные инциденты случались весной и осенью, когда внезапные ливни приводили к мгновенному оледенению самолета. Несколько раз я сам попадал в подобные истории. Грозовой фронт невозможно заметить со стороны, и, когда вы внезапно оказываетесь внутри него, бывает уже поздно. Оледенение происходит очень быстро. К счастью, грозовые фронты обычно простираются всего на 15–20 километров, поэтому мы их быстро проходили. На больших высотах, во время полета в горных условиях, сильные ливни случаются часто и могут сопровождаться градом и дождем со снегом. Эти наименее желанные проявления плохой погоды приводили к наиболее сильному оледенению.
Бомбардировка самолета
У меня был случай, когда корка льда толщиной 4 сантиметра наросла на крыльях, фюзеляже и лопастях пропеллера всего за десять минут. Даже металлические пропеллеры могли замерзать, что приводило к очень неприятным последствиям. Лед образовывался всюду, особенно на двигателях, при этом, учитывая большую скорость вращения, кусочки льда постоянно отбрасывало, и они сильно стучали по фюзеляжу. При звуках этой бомбардировки пассажиры вскакивали, срывались с места, выказывая сильные опасения, что корпус не выдержит такого натиска.
Оледенение пропеллера вызывало и еще ряд проблем. Можно было сколоть лед с одной стороны, но он тут же налипал с другой. Это приводило к дисбалансу пропеллера, делая его «перегруженным». Даже незначительный перекос при такой высокой скорости вращения приводил к серьезным последствиям. Мотор начинал давать сбои и мог заглохнуть. Поскольку обледенение начиналось с поверхности крыльев, которые испытывали наиболее активное взаимодействие с воздушной средой, в первую очередь стали предпринимать меры по их защите. Несущие поверхности крыльев разогревались примерно до температуры 180 градусов, что предохраняло их от оледенения. Во втулках пропеллера имелись распылители, которые разбрызгивали антифризные жидкости – алкоголь с некоторыми химическими добавками. На стабилизаторах перед рулями высоты располагались резиновые шланги. Естественно, лед мог образовываться и на изгибе этих резиновых прокладок, но через определенные промежутки времени они раздувались, и под давлением воздуха лед отваливался.
Несмотря на все эти меры, самолеты все еще часто совершали вынужденные посадки по причине оледенения. Однажды я летел на Ju-52 примерно в течение двух часов из Данцига в Берлин, ориентируясь по навигационным приборам. Из-за оледенения самолет настолько отяжелел, что я стал опасаться худшего. Я едва мог продолжать полет. Ледяные наросты изменили конфигурацию самолета. На несущей поверхности крыльев под действием тепла, выделяемого из сопел, образовалось нечто вроде снежных карнизов. У нас не хватало мощности, чтобы удерживать самолет в воздухе из-за его значительной перегруженности, и мы пошли на вынужденную посадку при включенном на полную мощность двигателе. А тут еще направление воздушных потоков сменилось, и стало вовсе невозможно удерживать самолет в воздухе. Во время того памятного полета я подлетел к аэропорту, едва не задевая за крыши. Через пять минут я совершил очень сложную посадку. Благодаря антифризному оборудованию, которое разработали в течение короткого времени, подобные проблемы были сведены к минимуму.
Столкновение с громоотводом на трубе
Этот эпизод показывает, как часто мы находились на волосок от гибели. Я летел на самолете «Рорбах» по маршруту Мюнхен – Берлин через Фюрт. На всем пути следования бушевали снежные метели. Плохие погодные условия вынудили нас лететь вдоль долины реки Пегниц на участке от Рота до Фюрта на очень низкой высоте. При этом приходилось внимательно следить за тем, чтобы не задеть шпиль какой-нибудь кирхи. Я уведомил своего бортинженера, что мы на подлете к лакокрасочному заводу, который находится недалеко от Швабаха. На его территории две трубы, каждая высотой примерно 100 метров. Поскольку мы не поднимались выше 100 метров, а иногда летели и ниже, нам угрожала опасность врезаться в одну из них. Мы внимательно всматривались вперед сквозь густую метель, пытаясь рассчитать время возможного столкновения, но видимость была плохой. Мы внезапно ощутили сильный удар, были ошарашены, но продолжали полет. Наверняка мы во что-то врезались, но понятия не имели, во что именно. Когда мы приземлились в Фюрте, я залез под самолет, чтобы оценить повреждения. Прямо под моим сиденьем зияла огромная дыра. По всей видимости, мы зацепили громоотвод, установленный на одной из труб этой фабрики. Мы благодарили судьбу, что не пролетели над тем местом буквально на метр или два ниже, тогда наверняка погибли бы. Полеты на малой высоте таили в себе немало опасностей. В связи с этим в инструкции к навигационным приборам вносились необходимые изменения, и полеты соответственно становились все более безопасными.