Дверь в палату открылась, впуская Гѝдеон с небольшой сумкой, в которой, видимо, лежали вещи, которые я просил её привезти.
Её глаза сверкали, а румянец на щеках и носу невероятно контрастировал с её светлой кожей и золотистыми волосами. Невольно я залюбовался.
Сегодня она была одета в свободное, немного приталенное платье до середины берда, а на ногах обуты оксфорды с перфорацией без каблука. Я не без удовольствия отметил, что все эти вещи ей купил я.
- Привет! – радостно поздоровалась она, сдувая с лица прядку волос. – Я принесла всё, что ты просил и кое-что ещё!
За её спиной стоял Саймон, и с улыбкой качал головой.
Мне хотело встать и помочь её с сумкой, но как только я попытался пошевелить ногой, понял, что у меня совершенно ничего не выйдет. По крайней мере сегодня я смог сесть.
Она поставила сумку на стул рядом со мной, а затем наклонилась ко мне, чтобы обнять. Это было что-то новое, но меня это приятно удивило.
Я задержал руки на её спине на несколько секунд дольше положенного, наслаждаясь этим мгновением. Это было невероятно очаровательно, но я понимал, что это не может продолжаться до бесконечности.
Когда Гѝдеон отстранилась от меня, то я заметил, как она едва прикусила нижнюю губу, прежде чем заправить прядь волос за ухо и улыбнуться.
- Ладно, я оставлю вас поболтать, - беззаботно произнесла она, встречаясь взглядом с Саймоном. – И пойду разберусь насчёт перевода в другую палату.
С этими словами она быстро вышла из палаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я всё это время внимательно следил за ней, и ещё несколько секунд смотрел на закрывшуюся дверь, прежде чем голос Саймона не вывел меня из транса.
- Ты ничего не хочешь мне рассказать? – уточнил Саймон, подходя к моей кровати.
Я непонимающе покачал головой:
- О чём ты?
Он усмехнулся.
- Грэм, я знаю тебя с пелёнок, - ответил мой лучший друг, присаживаясь на соседний стул рядом с сумкой, которую оставила Гѝдеон. – И вообще только слепой не заметит то, как ты на неё смотришь. Только не говори мне, что всё то, что сейчас происходило не значит совершенно ничего. Я слишком хорошо тебя знаю.
- Прошу, не говори о любви, - пробормотал я, откладывая книгу на прикроватную тумбочку.
- А о чём ещё можно говорить? – уточнил Саймон. – Грэм, я прекрасно знаю как ты смотришь на девушку, когда она тебе нравится. Ты влюбился в неё, а теперь пытаешься бежать от этого. И как долго?
Я тяжело вздохнул, закопавшись одной рукой в волосы.
- Как долго что? – тихо спросил я, не в силах смотреть на своего друга. – Как долго я влюблён в неё или как долго я знаю, что влюблён в неё?
Я тихо выругался, прежде чем начать говорить всё то, что накопилось у меня в душе за долгое время моих размышлений об этом:
- Я не помню точного момента, когда влюбился в неё. Я помню лишь, что когда я обнимал её в ту ночь, сидя на крыше, я чётко осознавал, насколько мне больно будет потом, когда мне придётся её отпустить. Все те маленькие жесты, которые я делал для неё, вроде как когда одолжил ей свой пиджак, потому что она замерзла, когда обнимал и был рядом, потому что она была максимально уязвима в те мгновения, ничего при этом не требуя взамен, когда я поцеловал её в Японии, потому что она была слишком красива в тот вечер, и я не мог сдерживать свои чувства, а затем попытался прикрыться какой-то глупой традицией, которую сам только что выдумал. Ведь это всё насколько очевидно. Но я прекрасно понимаю, что ничего из этого ей не надо – это необходимо мне. Я никогда не задумывался обо всех этих поступках до того, как она побежала к кромке воды и ветер развевал её волосы, беспощадно спутывая, а я просто стоял и наблюдал за ней. Я понял, что влюблён в неё в тот самый момент, когда она улыбалась мне той самой особенной улыбкой, которую дарила мне уже не раз. Но именно в тот момент она стала для меня особенной. Именно в тот момент я понял, что моё сердце больше мне не принадлежит. И, честно говоря, я даже не уверен, что не отдал ей своё сердце ещё во время нашей первой встречи, когда она, гордо расправив плечи, рассказывала о своих прошлых местах работы. В ней есть огонь, и мне кажется, что она спалит меня дотла. Я бы хотел жить в том самом моменте, где мы с ней едем по безлюдному шоссе на байке, а её руки обнимают меня сзади за талию, а впереди нас лишь тысячи километров дороги и ничего больше: никаких переживаний, боли, разбитых сердец. Я был просто счастлив ехать вот так с ней по этой дороге целую вечность, если бы у меня была такая возможность. Но этого просто не может быть. Я бы хотел жить в том самом моменте, когда мы с ней танцуем ночью на пляже, а наши длинные тени отбрасываются на песок в свете костра. Я бы хотел жить в том самом моменте, где она лежит в моих объятиях, а мы вместе смотрим фильм, поедая мороженое. Я бы хотел прочитать каждую грёбанную книгу, которую она мне принесёт, потому что там есть её пометки. Да даже хотя бы в том моменте, когда я примчался через пять минут после того, как Микки написала мне сообщение про ту дурацкую будку поцелуев, потому что не хотел, чтобы кто-то целовал её кроме меня. Моё сердцебиение начинает учащаться каждый раз, когда она касается меня и по телу проходит ток. И я не могу жить с этими чувствами, потому что они похожи на лавину, которая накрывает меня всякий раз, как только я вижу её и из-за этого мне становится трудно дышать. Это сложно объяснить. Кажется, я не могу бороться с этими чувствами к ней, но мне разбивает сердце мысль о том, они ей не нужны. Она и не отталкивает меня от себя, и не подпускает ближе. Я слишком долго ходил по краю, не замечая под собой обрыв, и заметил его лишь тогда, когда рухнул вниз.
Я понял, что тяжело дышу, а левой рукой сжимаю простынь.
Пару раз вдохнув и выдохнув, чтобы привести себя в чувства, я наконец осмелился поднять глаза на Саймона.
Он удивлённо смотрел на меня, за всё время моего монолога не проронив ни слова.
- Мда, - наконец сказал он, присаживаясь на стул рядом со мной. – Ты влип.
Я тихо взвыл.
- Я это уже понял, - откинув голову назад, прошептал я, смотря в потолок. – Я не испытывал таких сильных чувств, мне кажется, даже к Джессике. Я любил её очень сильно, но это не было похоже на безумие.
Мой лучший друг тихо рассмеялся.
- Поговори с ней и всё решится само собой, - спокойно предложил он. – Если она ответит на твои чувства – хорошо. Нет – не будешь больше сходить с ума из-за того, что не можешь ей ничего рассказать.
- Ты шутишь? – спросил я, посмотрев на него. – Если она окажет мне, то всё, что было больше не повторится. И от этого я точно сойду с ума, потому что даже мысль о том, что каждый раз, когда она смотрит на меня, она знает о моих чувствах и не приминает их, кажется мне не выносимой.
Я тяжело вздохнул.
- Только не бей, - усмехнувшись, добавил я, рукой откинув упавшую на лицо чёлку. – Я знаю, что мыслю как пятнадцатилетняя девчонка, любящая единорогов, но я правда не могу сказать ей о своих чувствах сейчас.
Саймон тоже усмехнулся, а затем хлопнул меня по плечу:
- Самое главное, когда решишь ей наконец сказать, просто скажи «Я люблю тебя», а то она точно откажет тебе, когда поймёт, что ты настолько сентиментален.
Мы оба тихо рассмеялись, но вскоре Саймон внезапно стал серьёзным.
- Ты подпишешь заявление об отмене моего отпуска? – спросил друг, а я непонимающе уставился на него.
- Ни за что, - наотрез отказался я, покачав головой. – Ты так долго планировал этот отпуск, что мне уже самому хочется оказаться на месте Микки.
Саймон громко рассмеялся.
- Где-то далеко визжат яойщицы, - через смех выдавил он.
Я лишь усмехнулся.
Внезапно дверь распахнулась и в дверной проём зашла Гѝдеон. Её лицо озаряла улыбка.
- Я обо всём договорилась, в течение получаса тебя должны перевести, - радостно сообщила она, помахав каким-то листочком.
- Спасибо, - поблагодарил я её, поймав на себе примерно сотню намекающих взглядов от Саймона. – О чём ты говорила, когда сказала, что привезла что-то ещё?