На восьмые сутки Нина ходила на прямых ногах, точно робот, натыкалась на стены, смотрела перед собой немигающими глазами, иногда бессмысленно улыбалась. Многочасовая беседа с ней подтвердила, что обещанный Коровиным результат может быть достигнут через пятнадцать дней.
Когда в подвале дачи, оборудованном под лабораторию, поочередно появились Грэм Напрасников, Бецкой, Чердаков, Череп, Гюрза, Сэнсэй — все те, кого она могла так или иначе видеть на презентации партии или в тот день, когда они ворвались на дачу в Белощапове, во взгляде Нины вдруг проявилась осмысленность, она ткнула в Напрасникова пальцем и произнесла: «Я вас знаю», что свело «зомбирование» на нет.
— Есть повод для торжества? — кивнул Аден на накрытый стол.
— Отчего же нет, Николай Иннокентьевич, — вступил в разговор Донец, успевший пригубить коньяку. — Новое правительство активно приступило к преобразованиям, а рейтинг нашей партии резко подскочил. Костромскому приписывают многие заслуги и чуть ли не в президенты прочат. Да и численность возросла на полпроцента. Прислушиваются. У меня телевизионщики интервью приходили брать.
Аден пропустил слова этого восторженного болвана мимо ушей, усевшись во главе стола, налил коньяку.
— И что ты им сказал? Что потерялась дискета с материалами по нашим секретным базам? Или что вот-вот может быть обнародована пленка с рожами горе-боевиков во время охоты на бомжей?..
Донец не растерялся:
— Я им сказал, чтобы по всем интересующим вопросам обращались к вам.
Минут десять трепались ни о чем, выпили за уходящий праздник. Аден подумал, что самое время поговорить о делах, иначе господа партийцы напьются и не смогут прочувствовать серьезность сложившегося положения.
— Что там с Богдановичем, Иван? — обратился он к Домоседову, и все испуганно притихли и повернули головы в сторону начальника оперотдела областного РУОПа.
— Я ему запретил контактировать с кем бы то ни было из ЦК, — объяснил Домоседов. — Пока ему предъявлено обвинение в незаконном хранении пистолета. Следователь вызывал его на допрос, после чего Леонтий запаниковал и нанял адвоката. Роз-нера. Шорников с ним знаком. Они разработали программу действий, уже добились передачи дела Богдановича другому следователю, который будет делать то, что ему скажут. Дадут год-два условно, как обещает Рознер.
— Плохо, очень плохо. С АРК ни черта не получится. Там эта «условная судимость» Богдановича всплывет в два счета!
— Есть шанс закрыть дело?
— Есть. Рознер и Шорников занимаются.
Аден перевел тяжелый взгляд на Донца:
— Нажми по всем каналам, Александр Владимирович. Зря мы тебя в юстицию протолкнули? Богданович должен быть чистым и непорочным, и сразу же после суда (если таковой состоится, нужно, чтобы он вынес оправдательный приговор) пусть отправляется в Архангельск. Но еще лучше дело закрыть и ни в коем случае не допустить, чтобы его материалы просочились в прессу… Теперь меня интересует дискета.
Аден посмотрел на Холмского — того самого качка со шрамом на скуле, которого Либерман-мдадший представил Каменеву в качестве владельца риэлторской конторы.
— Работаем, — ответил он. — Гера, как и обещал, нанял суперсыщика, он роет землю за гонорар, за ним установлено круглосуточное наблюдение. Как только дискета окажется у него, мы его закопаем.
— Что с фотографом?
— Фотограф сидит в сизо по подозрению. Если мы выясним, что он ни черта не снимал в Белощапове и кадров не существует, — выпустим Рудинскую. Она почти готова. Коровин просит неделю.
— Снимал, — опрокинув рюмку коньяку, уверенно заявил Холмский. — Грэм видел точно.
— Да что вы возитесь с этим козлом?! — рявкнул Мукосеев. — Можно подумать, нет других дел. Выяснится, не выяснится!.. Как вы собираетесь это выяснить?
Аден перевел вопросительный взгляд на Домоседова.
— Завтра я свяжусь с контролером из сизо Лучником. Он переведет к нему в камеру одного моего агента, тот раскрутит этого Неледина в два счета.
— Не говори «гоп», — покачал головой Холмский. — Если он на следствии молчал и позволил себя в камеру посадить, то цену всем этим доказательствам знает. И понимает, какой у него материалец в руках.
— Да нет у него ни черта! — снова заговорил взвинченный всей этой мелочевкой стратег Мукосеев. — Иначе бы его газетенка уже давно поместила фотографии, неужели не ясно? Пусть он досидит десять дней, а как только выйдет — устроим ему аварию…
— И вот тогда-то его газетенка снимки опубликует! — отверг предложение Холмский.
— Что-то я вас не очень понимаю, — окинул собравшихся мутным взглядом Донец. — По-моему, прав полковник на все сто процентов. Утопить эту Рудинскую в болоте, а Неледину уколоть пентотал — и все он расскажет, подробно и добровольно. И убивать его ни к чему, пусть себе живет.
— Кажется, я его разгадал, — выпустил в потолок струю дыма Холмский. — Если бы он намеревался опубликовать снимки, он бы сделал это сразу, как только приехал в Москву…
— И тогда бы его спросили: а что ж ты, брат, подставил свою любовницу, не вернулся за ней, не забил тревогу? Он-то, может, и намеревался, только обнаружил пропажу порнографии и сообразил, когда она исчезла, что он пусть косвенно, но виноват, — объяснил Аден.
— Вот и рассказал бы следователю, что видел, и пленку бы продемонстрировал! — не сдавался Холмский. — Но он этого не сделал, раз его посадили и раз пленка эта нигде до сих пор не всплыла.
— Может, он ее не проявил? Спрятал где-нибудь в камере хранения?
— Может быть, может быть. Ну так, сказал бы следователю: так, мол, и так! Давно бы изъяли и проявили.
— Ладно, хватит резину тянуть. Рассказывай, что ты там разгадал, я так понимаю, не это предмет нашего сбора, — недовольно поторопил Холмского Домоседов.
— Все очень просто. Он выйдет из цугундера и попытается заняться частным расследованием. Отыскать кого-нибудь из тех, кого запечатлел. Между прочим, это не очень трудно сделать: фотографии с презентации в фонде «Альтаир» опубликованы во многих газетах. Выйдет на Грэма Напрасникова — выйдет и на остальных.
— И что дальше? Станет торговаться?
— Совершенно верно! Он запросит у нас денег, мы ему их дадим в обмен на пленку. В свою очередь обменяем Рудинскую на ту же сумму у ее родителей. И сдадим фотографа. При задержании его можно уронить откуда-нибудь с крыши, а можно и не ронять. Коровин уверяет, что Рудинская будет просить о помиловании и повторять его имя, а у него найдут деньги, так что убрать их всегда успеем, полковник. Обнаружат ее в подвале какой-нибудь новостройки мертвой, привязанной к батарее, со следами побоев, а в кармане — кусок пленки, на которой фотограф ее голой наснимал.
Постепенно все расслабились, выпили еще за праздник трудящихся, обрадованные тем, что разговор, казавшийся недостойным их положения, наконец закончился. Некоторое время еще обсуждали пропажу дискеты, но тему закрыл Холмский, заверив, что за тот короткий срок, что Коренев пробыл на свободе, он мог обнародовать материалы через Интернет, а раз вот уже полмесяца они не всплыли, значит, не о чем беспокоиться. Найдет отставной муровец дискету — хорошо, а не найдет — так, может, ее и вовсе не было.
Аден такого облегченного отношения к серьезным, на его взгляд, накладкам не принял. Он сидел молча, насупясь, и все думал, ставить ли о случившемся в известность Координатора при встрече.
ГЛАВА 28
С помощью универсального детектора подслушивающих устройств, снабженного поисковой головкой с двумя микроволновыми антеннами, Женька прощупал заметно опустевшую каменевскую квартиру. Процедуру проводили в полной тишине, и, только покончив с кладовой, Женька отключил прибор и облегченно вздохнул: